Ольга Балла - Пойманный свет. Смысловые практики в книгах и текстах начала столетия

Он – живое свидетельство того, что принадлежать к своему народу можно, живя где угодно: это, в некотором смысле, вещь целиком внутренняя. По крайней мере, в случае Венцловы. Настолько, что даже ностальгия – «обычное состояние эмигранта» – осталась ему незнакомой. «Литву и литовский язык я сохраняю в своём сознании.» Уехав, Венцлова отдал много сил тому, чтобы познакомить мир с культурой своей страны: «выступал с лекциями о литовской культуре в Копенгагене, Токио, Дакаре, Каракасе, Хобарте (Тасмания)…», вёл в Йельском университете курс литовского языка, читал стихи и лекции в местных литовских общинах. И тем ещё более, что теперь, после краха Советского Союза, он бывает в Литве по нескольку раз в год. «Такое состояние трудно назвать эмиграцией». Транскультурностью, мультикультурностью, тем самым посредничеством – пожалуй.

Мысля категорией «мировой культуры», Венцлова, однако, вообще невеликий сторонник «универсальности» и «всечеловечности», – он, напротив того, весьма внимателен к локальным смыслам, – в особенности, конечно, литовским. «…малые нации, – считает он, – особенно расширяют возможности мировой культуры, потому что их культурный потенциал (так сказать, исторически данное им количество „культурных штатных единиц“), как правило, не связан напрямую с их величиной.»

Кроме всего прочего, Венцлове случилось оказаться человеком перелома, перехода и в смысле исторического времени. Собственной биографией он соединяет советскую и постсоветскую эпохи – времена с принципиально разной не только социальной, но смысловой, символической организацией. У каждой – своя совокупность задач, своя система культурных практик (свой тип возделывания культурного пространства, так сказать). Венцлова владел и владеет практиками обоих типов.

Жалко, что тексты в книге – вообще охватывающие период с середины семидесятых до нынешней середины 2010-х – даны не в хронологическом порядке (и не у всех указаны даты написания). Это позволило бы проследить эволюцию, от эпохи к эпохе, интонаций, тем, направлений внимания, – если таковая была. Впрочем, у меня сложилось впечатление, что существенных перемен за эти десятилетия мировосприятие автора как раз не претерпело. Если попытаться коротко сформулировать их суть, можно, пожалуй, сказать, что это – тесная связь трёх принципов: культуры (понимаемой как дисциплина и рефлексия), свободы и правды. (Вообще, он сторонник единства эстетики и этики, по меньшей мере – прямой и сущностной связи между ними. Поэзия для него этична уже самой своей формой: «Мне кажется, жёсткая стихотворная структура, уравновешенность компонентов, смысловые связи, противостоящие случайности или вчерашнему декрету властей, – одно из условий, обеспечивающих отпор информационному шуму и небытию во вселенной. Важно отыскать единственный путь между любовью и ненавистью, традицией и протестом против неё; важно освободить язык, не сползая ни в репертуар старых или новых клише, ни в хаос и деструкцию. Таким образом эстетика вновь объединяется с этикой». ) Кстати, именно так – «Свобода и правда» – назывался первый сборник публицистики Венцловы, вышедший в 1999 году на русском языке.

Андрей Шарый. Балканы: окраины империй. – М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2018.

Сборник эссе журналиста и писателя Андрея Шарого о Балканах – уже третья из формально не объединённых в одну серию, но укладывающихся в одну смысловую линию его книг о европейских культурных регионах: первой из них стало созданное в соавторстве с Ярославом Шимовым «историко-публицистическое», как говорит сам автор, исследование об Австро-Венгрии «Корни и крона» (2010), а затем – написанная уже единолично книга «Дунай: река империй» (2015), «с обобщением опыта многолетних путешествий по дунайским берегам». Новая, «балканская» его книга, едва выйдя, успела стать проблематичной, вызвать у некоторых читателей отторжение и, более того, оказаться запрещённой в Украине на основании якобы имперских амбиций автора 9 9 Формулировка, строго говоря, следующая: «В духе имперской идеологии государства-агрессора написана книга российского журналиста Андрея Шарыя «Балканы: окраины империй», который пересказывает сентенции вроде «будущее связанных узами народов способна гарантировать только общая для всех Русская империя» (цит. по: https://news.rambler.ru/ukraine/41860906-vozrozhdenie-spetshrana-zachem-na-ukraine-vosstanavlivayut-odnu-iz-hudshih-praktik-sssr/ ) Мудрено, конечно, было бы говорить об одном из отцов теории панславизма, хорватском мыслителе XVII века Юрае Крижаниче (ок. 1618—1683), не упоминая его взглядов: мысль о будущем связанных родственными (это слово из цитаты выпало) узами народов принадлежит именно ему и была высказана за три с половиной сотни лет до известных событий, не говоря уже о том, что автор и не мыслит с ней солидаризироваться. .