Ольга Балла - Пойманный свет. Смысловые практики в книгах и текстах начала столетия

Вообще-то он скандалист и нарушитель спокойствия. Это если по типу действия и темпераменту.

Сёч яростный, своевольный. Ломает рамки (кстати, принципиально неполная жанровая принадлежность текстов, которые нам в этой книге предстоит прочитать, – упорно кажется частным и органичным случаем этого). Ни в одну конъюнктуру не вписывается.

Но главное тут – не темперамент. Он просто наложился на определённые исторические обстоятельства – и эта смесь оказалась взрывчатой.

Самое время внятно и по возможности подробно рассказать его биографию, отчасти нами уже обозначенную. Тем более что на русском языке о нём вообще как-то, похоже, много не прочитаешь, – одна только, кажется, статья в Википедии, и та скуповата, – хотя основные точки там намечены.

Самое, кажется, важное, что тут надо понимать: Сёч родился внутри ситуации большой венгерской катастрофы – как своего исходного биографического обстоятельства, которое многое в нём определило – и в его жизни, и в самом складе его личности. С подписанием Трианонского договора в июне 1920 года эта катастрофа только началась, она продолжается, по существу, до сих пор, хотя в следующем году ей исполнится уже сто лет, внутри неё успели вырасти поколения. К моменту рождения Сёча в 1953-м катастрофе было всего тридцать три года, она – состоявшаяся на памяти тех, кто ещё жил тогда – была вполне свежа и кровоточила. (Чтобы стало совсем понятно: отсчитайте от нашего 2019-го тридцать три года: 1986-й. Это было вчера.)

Строго говоря, страстно преданный венгерскому делу Сёч – гражданин мира. По крайней мере, Европы – уж точно. И не только по собственному внутреннему расположению и умственному устройству (хотя это – несомненно), но прежде всего – вынужденно, в силу исторических обстоятельств, которые есть все основания назвать несчастными. Его родной город, известный теперь (как уже и в момент рождения Сёча в 1953-м) под румынским названием Тыргу-Муреш – это вообще-то венгерский город Марошвашархей, – город в Трансильвании, отторгнутой от Венгрии в составе двух третей земель венгерской короны по Трианонскому договору от 4 июня 1920 года 30 30 Строго говоря, отторгнуты эти земли были в июле 1921 года, когда договор вступил в силу. . Вместе со всей Трансильванией – с полуторамиллионным венгерским населением – Марошвашархей был официально передан Румынии, к которой до тех пор не имел отношения никогда (фактически Румыния аннексировала Трансильванию ещё 1 декабря 1918 года и до сих пор отмечает эту дату как день своего объединения). Прежде Трансильвания либо составляла часть Венгерского королевства, либо была независимым княжеством. Когда Сёч родился, Тыргу-Муреш ещё имел официальный статус венгерского города, был даже столицей Венгерской (с 1960 года Муреш-Венгерской) автономной области, созданной в 1952-м. Нет уже этой автономной области – как уничтожил её Чаушеску в 1968 году, так с тех пор и нет. Оказавшись ещё в 1918 году на собственной земле в положении чужаков – «меньшинства», венгры Трансильвании остаются таковыми по сей день. С самого рождения – как и автор представляемой книги.

Эта трагедия стала в конце концов причиной вступления Венгрии во Вторую мировую на стороне Гитлера – что опять-таки кончилось катастрофически.

По трансильванской ране, ещё и не начавшей заживать, вскоре полоснули ещё раз: часть Трансильвании – Северную – в 1940-м Гитлер отдал Венгрии, взамен пообещав румынам Одесскую область. И это снова была катастрофа: через новую границу с обеих сторон хлынули беженцы – с каждой из сторон – по сотне тысяч. Начались массовые погромы и этнические чистки. В 1945-м победители вернули Северную Трансильванию румынам. Погромы и этнические чистки начались снова – уже антивенгерские.

Важнейшей частью исходного опыта Гезы Сёча – ещё не исторического, нет, просто личного опыта растущего человека – было унижение и одновременно с этом – чувство прямой и прочной связи между языком и свободой, языком и человеческим достоинством. «Когда, ещё подростком, я читал в газетах о том, что в Алабаме или в Южной Африке чернокожим (тогда ещё, во всяком случае у нас, слово „негр“ не считалось бранным) запрещено садиться в автобусы для белых, и о том, какая это унизительная дискриминация, – я был с этим утверждением совершенно согласен. Одного я только не понимал: почему не дискриминация – то, что в Трансильвании в публичной жизни запрещён венгерский язык…» 31 31 http://szocsgeza.eu/hu/tolem/tanulmanyok-esszek/515-a-nyelv-mint-szabadsag