Сергей Горюнков - Закулисье пушкинских сказок

Ещё один пример. Уже наутро следующего дня на острове Буяне сам собой возникает город:

И эта деталь целиком соотносима с историей Петербурга, строившегося «с такой быстротою, что скоро все совершенно кишело людьми <���…> местность необычайно быстро заселялась, и по числу домов и людей теперь едва ли уступит какому-либо германскому городу» 19. А вот еще: в городе на острове Буяне «изоб нет, везде палаты». Как тут не вспомнить о строжайших указах Петра I, направленных на усиленное снабжение новой российской столицы строительным камнем. В анонимной брошюре, изданной в Германии в самом начале XVII в. под названием «Краткое описание большого императорского города Санкт-Петербурга», говорится, что «дома в городе прежде были деревянными <���…> а теперь в большинстве своем каменные» 20. Или вот еще:

Тут уже просто неизбежна аналогия с заметками Пушкина к «Истории Петра Великого»: «Сенат и синод подносят ему (Петру I. – С. Г.) титул Отца Отечества, Всероссийского Императора и Петра Великого. Петр недолго церемонился и принял их» 21.

Наконец, и сама символика выхода из тесной и тёмной бочки на вольный простор острова Буяна тоже могла бы стать предметом самостоятельного (и далеко не простого) разговора, особенно в контексте известного высказывания Петра I: «Мы от тьмы к свету вышли…».

Исторические и географические привязки сюжета – это первый смысловой контур сказки, проливающий свет на её возможную скрытую двуплановость. Второй контур – это ролевые функции некоторых персонажей сказки, в которых легко узнаются «визитки» главных европейских держав предпушкинской и пушкинской поры. В самом деле: Ткачиха – это, вне всякого сомнения, Англия, «ткацкая мастерская всего мира», каковой она обычно изображается во всех изданиях всемирной истории (достаточно напомнить, что первый прибывший в Санкт-Петербург английский торговый корабль был нагружен исключительно полотном). Повариха – это, опять же вне всякого сомнения, Франция, слывшая в Европе XVII–XIX вв. законодательницей кулинарной моды и заполонившая «французскими поварами» (образ, известный и по русской классической литературе) весь цивилизованный мир того времени. А сватья баба Бабариха, конечно же, третья главная держава Европы XVII–XIX столетий – Священная Римская империя германской нации. Почему «сватья»? Потому что ядро империи – Австрийское владение Габсбургов – «соединилось в одно целое посредством ряда наследств и брачных договоров» 22, а его история – это история «сцепления разных выморочных имений, отдаваемых в приданое» 23. Известен был даже посвященный этому «ядру» латинский стих, так звучащий в переводе на русский: «Пускай другие воюют; ты же, блаженная Австрия, заключай браки» 24. Да и выбор имени – «Бабариха» – был, несомненно, продиктован его очевидным звуковым сходством с названием Баварии – страны, положившей историческое начало всей данной политической кристаллизации (выделением из Баварии в 1156 г. была впервые образована как самостоятельное герцогство и сама Австрия). Хотя само по себе имя «Бабариха» восходит к русской фольклорной традиции – оно заимствовано Пушкиным из опубликованного в 1818 г. сборника Кирши Данилова.

Но если и эти аналогии верны, то и в оклеветанной избраннице царя Салтана придётся признать Россию – столь же законную родственницу западноевропейских держав, сколь и традиционную жертву их политики. «….Европа в отношении России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна», – замечает в своих исторических заметках А. С. Пушкин 25, а профессиональный дипломат Ф. И. Тютчев подводит под эту пушкинскую мысль множество интереснейших наблюдений (в том числе и в стихотворной форме). Впрочем, говоря о странной предвзятости и о не менее странном «двойном счете», который обычно демонстрирует Европа в отношении России, я меньше всего хотел бы быть понят здесь в том смысле, что способность постоянно оказываться жертвой чужих интриг – это возвышающее Россию достоинство. Нет, конечно; скорее речь должна идти о некой печальной, характеризующей нашу страну, эмпирической данности. Но тем важнее понять – с помощью Пушкина – её историческую суть: является ли эта данность извечной особенностью России, или же её неблагоприобретенным качеством?