Евгений Беляков - Третья книга. Из опубликованного в разное время

Думаю, вряд ли я сказал, что-то особенно новое… Но сказанное – попытка привести в систему результат долгих размышлений и наблюдений. Уверен, именно такая система обеспечит прорыв и через 14—15 лет Россия начнет изменятся к лучшему: ведь главное во всех изменениях всех государств в истории – человеческий фактор.

Когда я был маленьким и учился в школе, я очень любил писать сочинения по литературе. В своих сочинениях я никогда не следовал никаким чужим мнениям и писал только то, что я думал. Например, одно сочинение по «Герою нашего времени» я начал так: «Я ненавижу Печорина». Наша учительница литературы часто не знала, как реагировать на мои писания. К счастью, она не страдала злонамеренностью (а только отсутствием чувства юмора). С тех пор прошло уже много-много лет, и я соскучился по той бесшабашной раскрепощённости, с которой писал когда-то школьные сочинения. И решил: а почему бы мне не взять и не написать сочинение по литературе так, как мне на самом деле хочется, ни на кого не оглядываясь? Результат перед вами.

Почему Татьяна Ларина отказала Евгению Онегину?

Мнения разделились.

Вот – Белинский: «Последние стихи («Но я другому отдана/Я буду век ему верна». Примечания в скобках мои, Е.Б.) удивительны – подлинно конец венчает дело ! Этот ответ мог бы идти в пример классического «высокого» (sublime) наравне с ответом Медеи: moi! (Я!) И старого Горация: qu’il mourut! (Да умрёт он!) Вот истинная гордость женской добродетели! Но я другому отдана, – именно отдана , а не отдалась! Вечная верность – кому и в чём ? Верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освящённые любовию, в высшей степени безнравственны…» Так написал Белинский («Сочинения Александра Пушкина», статья 9). И дальше – объясняет: «Жизнь женщины по преимуществу сосредоточена в жизни сердца; любить – значит для неё жить, а жертвовать – значит любить. Для этой роли создала природа Татьяну, но общество пересоздало её…”. (Подчеркнул я).

Откроем теперь томик Писарева: «…Полное разоблачение ничтожной личности (Онегина) было бы неизбежно, если бы на месте Татьяны стояла энергическая женщина, любящая Онегина действительной, а не придуманной любовью. Если бы эта женщина бросилась на шею к Онегину и сказала ему: я твоя на всю жизнь, но во что бы то ни стало, увези меня прочь от мужа, потому что я не хочу и не могу играть с ним подлую комедию, – тогда восторги Онегина в одну минуту охладели бы очень сильно… Дело кончилось бы тем, что она убежала бы от него, выучившись презирать его до глубины души; и, разумеется, бедной, опозоренной женщине пришлось бы или умереть в самой ужасной нищете, или втянуться поневоле в самый жалкий разврат».

Достоевский. «Кому же, чему же верна? Каким это обязанностям? Этому-то старику генералу, которого она не может же любить, потому что любит Онегина… Да, верна этому генералу, её мужу, честному человеку, её любящему и ею гордящемуся… Пусть она вышла за него с отчаяния, но теперь он её муж, измена её покроет его позором, стыдом и убьёт его. А разве может человек основывать своё счастье на несчастье другого?» («Пушкин. Очерк»). Да, а Белинский, чуть ли не обвиняющий Татьяну в безнравственности, напрочь забыл о старом генерале.

Приведу ещё выдержку из комментариев Набокова, который не поверил Татьяне: «Не может возникнуть сомнения в том, что Пушкин стремился представить решение княгини N. как окончательное, но удалось ли ему это?… Я нахожу нужным заявить, что её ответ Онегину отнюдь не содержит тех примет торжественного последнего слова, которые в нём стараются обнаружить толкователи. Заметьте, какая интонация преобладает в XLVII, как вздымается грудь, как сбивчива речь, сколько здесь переносов – тревожных, пронзительных, трепещущих, чарующих, почти страстных, почти обещающих (строки 1—2, 2—3, 3—4, 5—6, 6—7, 8—9, 10—11): настоящий пир переносов, увенчиваемый признанием в любви, от которого должно было радостно забиться сердце искушённого Евгения. И после этих захлёбывающихся двадцати строк – что в конце? Пустое, формальное завершение, вариация избитого „отдана-верна“: неотступная добродетель с её вечными прописями!» («Комментарии к Евгению Онегину»)

Не могу отказаться привести ещё фразу из моего собственного школьного сочинения (вовсе не пытаясь поставить себя, тем более в 15 лет, в ряд великих критиков, – но эта фраза типична для реакции подростка): «Пройдёт время, умрёт старый генерал, и тогда…».