Анатолий Королев - Влюбленный бес. История первого русского плагиата

– Царем небесным заклинаю вас, – по лицу Варфоломея пошли судороги, – не оставьте матушку умереть без покаяния, – лоб жениха покрылся испариной, – не то гореть душе в геенне огненной – глаза Варфоломея вылезли из орбит, – Христом Спасителем заклинаю, – Варфоломей хрипел, казалось жених умирает, – Бог знает, доживет ли она до завтра, – Варфоломей силился что-нибудь молвить, но не мог говорить, словно рот его запечатала высшая сила.

Вера в слезах упала на стул.

Варфоломей, наконец, справился с корчами и еле-еле стал бормотать про малодушие Веры, про то, что она не верит его познаниям в медицине, про то, что всякая смерть в его власти.

– Постой, сударыня, – схватил он руку нашей девицы, словно опомнился – есть один врач, который может больше чем я. Жаль только, что он далеко, – Варфоломей стремительно потащил Веру к окну и, содрогаясь как в лихорадке, выкрикнул, кивая на зимнее небо, – там его дом! Еще не покажется луч первой звезды, как я явлюсь перед тобой с его панацеей. Обещай только не звать попа до моего возврата?

– Обещаю, обещаю, – плакала Вера.

Варфоломей стоял против неба, ни жив, ни мертв, не поднимая глаз. С лица его словно струился ветер. Казалось, он решался совершить неслыханный подвиг, дерзал удержать на дуэли прицел небесной звезды. Вздох умирающей матери из приоткрытой двери позвал Веру в спальню.

– Спешите, – кинулась Вера, и уже на пороге, обернулась к Варфоломею, сложив руки мадонной, – спешите ради Бога, ради нашей любви.

Варфоломей скрылся как вихорь.

Погода между тем становилась мрачней, занималась пурга, так закипает на море шторм в рифмах у Байрона. Мало-помалу зимний небосклон окутали брюхатые тучи. Снег начал падать гурьбой. Порывы летучего ветра были порой так свирепы, что трещали оконницы. Вера то и дело кидалась к окну в ожидании Варфоломея. Но не скрипел снег под ногами суженого. Не бежала к дому лошадка извозчика с панацеей в руках жениха. Но лишь кошка мяукала в сенках. Кухарка топила печь. Дым сгибало к земле. Галки, раздутые ветром, клевались на воротах. Да воющий ветер то отворял калитку, то тут же ее захлопывал. А вот и ночь пришла на помощь снежному вихрю. Пришла раньше срока, пустилась к жилищу черным облаком брюха по гладкому льду залива.

Варфоломея нет, как нет, и на своде небесном не блещет ни одной звездочки. Все затянуло снеговым мраком. Молит в слезах наша Вера Отца Вседержителя горячей молитвой. Ни единой капли не обронил в ответ Всевышний на грешную землю. А старуха уже отходит к праотцам, свечной огонь гаснет от воска, тлен побеждает жизнь.

Делать нечего. Вера решилась нарушить слово, данное жениху и послать к духовнику Пелагею. Та закуталась, быстро пошла, и канула в ночь, словно ведро в прорубь. И все нету ее, и нету. Впрочем, не шутка в такую метель дойти от домика вдовы до храма Андрея Первозванного на угол 6-й линии. А ближе нет ни одной церкви. Но вот, слава Богу, хлопнула дверь в прихожей, мяукнула кошка, только вместо попа и кухарки явился к невесте весь в снегу Варфоломей с пустыми руками. Никогда прежде не был он таким бледным, подавленным, изнеможенным.

– Что? Надежды нет? – прошептала Вера.

– Мало, – повествовал он глухим голосом. – Был я у него. Далеко живет. Высоко. Все знает.

– Да, что же говорит он, Бога ради?

– Осадил мою прыть. Говорит: ты не со своим делом связался. За попом отряжать пора. А! вижу. Пелагею послали.

И вдруг воскликнул отчаянно: «Туда и дорога!»

О себе ли Варфоломей так отчаивался, думал ли о том, как глубока колея на дороге судьбы – никому не свернуть от предначертанной участи, подумал ли о том, что все его упование на любовь Веры было напрасным? Бог весть. Только вскоре служанка вернулась с новостью, что священника не застала, но когда поп воротится в дом, ему скажут, и он тотчас придет со святыми дарами к умирающей прихожанке.

Вошли все гурьбой в спальню, предварить словами приход священника.

– С умом ли вы, дети, – бормотала старуха, – неужто я так хвора? Пустое затеяли, духовника звать. Вера! Что ты хныкаешь, глупая? Вынеси лампаду от иконы. Только глаза ест. Сон меня выправит.

Дочь видит, что та дышит на ладан, облобызала матери руку. И чудно ей было видеть взором костлявую кисть, пальцами держать утлую старость матери, а губами чувствовать молодую кожу. Варфоломей не подходил больше к постели старухи, все время немотствовал по углам, уставив оттуда глаза, которые, при свете лампады светились как угли. Вера с кухаркой стояли на коленях и молились Всевышнему: «Отче Праведный! Не молю, чтобы Ты взял душу из мира, но чтобы сохранил от зла…»