Леонид Фризман - Остроумный Основьяненко

Все эти добрые христиане проводят день всякий по своему состоянию, дружно, согласно, а потому и приятно. В одном доме двадцать, в другом тридцать, пятьдесят обедают. Везде роскошь, изобилие! Лучшие яства, вина, сочные, свежие плоды, серебро, хрусталь, вазы с цветами… Говор, шутки, смех, свобода приправляют обеды. Разговоры без пересудов, хотя из обедающих больше половины дам; без сплетней, рассуждения здравые, прямые, судят, рядят о музыке, литературе, произведениях искусств; прислушаешься… суждения точнее, je vous assure [213], дельнее, чем в ином журнале.

Пришел вечер. Не сговаривались, не уславливались, а все опять вместе, в театре или в благородном собрании. В театре есть на что посмотреть, есть чем заняться и потом послушать хоть и не печатных, а дельных суждений. Входите в благородное собрание… зала превосходная, огромная!.. Цари хвалили ее!.. Свет, блеск, многолюдство. Чинно, пристойно, весело; в толпе вас никто не теснит, кажется, заботится о вашем спокойствии. Поговорите с кем и о чем угодно; находите знание, образованность, сведения… Взгляните на прекрасный пол, сидящий на возвышении в ожидании бала. А? Что скажете? Цветник, сударь, да еще какой! Отличных, прелестных, цветочек к цветочку подобранных, благоуханных, ароматных… ну, не приберу слов; голова отупела, гляжу, любуюсь и… Наряды, убранство, ловкость во всем; все у места, грациозно, лучше нельзя придумать. Поговоривши с молодыми людьми, вас окружавшими, вы приятно провели время, насладились дельным разговором. Подойдя к цветнику, любуетесь; вот студенты, чиновники… О чем вам угодно будет поговорить, о литературе русской, французской, о музыке немецкой, итальянской, о композиторах… суд здравый, толковый, французский язык правильный, выговор чистый… Столица, право слово, столица!..

Музыка гремит, кадрили, вальсы, мазурки, все идет своим порядком. Везде грация, ловкость, пристойность, в парных разговорах острота, любезность, немножко кокетства, столь прелестного в прелестных, необходимого в милых… глядишь… и узелок завязался…

Вообще видите стройность, образованность, пышность без чванства, хлебосольство, радушие, вкус, здравое суждение, умение жить…

Смешон мне наш Харьков!.. Как он упитался, как он распространился, как он разукрасился! Привлек к себе иногородних торговых гостей, ворочающих миллионами, вкоренил учение высшим наукам, сам принарядился, расфрантился, шаркает по-европейски, отплясывает французские кадрили, погуливает на многолюдных ярмарках, припасает самое лучшее из наилучшего, любезничает с дамами, не наговорится о премудрости, чванится далекою о себе славою, гордится перед своими братьями, не дает никому ступить себе на ногу, поглядывает только, как и старшие его братья шапки пред ним снимают, а сам, заломя голову, руки по-столичному заложа в карманы, думает, что он и в самом деле фря какой!.. Эх, голубчик ты мой! Ну что, как я расскажу про твое рождение, как ты рос и мужал? Каков ты был вначале и каков теперь – сравнить, так просто умора! Был так себе, ничего, даже и в простые городишки не норовился, а глядишь, как счастие послужило?»

Автор лежащей перед вами книги, выдающийся литературовед, труды которого завоевали признание и авторитет далеко за пределами нашей страны, доктор филологических наук, профессор Леонид Генрихович Фризман родился 24 сентября 1935 г. в Харькове, где прожил всю жизнь, накрепко связав с нашим городом свою творческую судьбу.

В 1957 г. закончил русское отделение филологического факультета Харьковского педагогического института им. Г. С. Сковороды. Второе высшее образование получил в Харьковском университете, на отделении романо-германской филологии факультета иностранных языков. Трудовой путь начал учителем школы рабочей молодежи, находившейся на территории завода «Свет Шахтера», и проработал в ней более десяти лет. Преподавал русский язык и литературу, немецкий язык, а когда придумали новый предмет – «Обществоведение», по которому вначале не было ни программ, ни учебников, взялся и за него.

В 1965 г., еще оставаясь учителем, начал работать почасово в педагогическом институте. Преподавал немецкий язык: на кафедру литературы его не взяли даже после того, как в 1967-м он защитил кандидатскую диссертацию. Лишь в 1975 г., когда он представил к защите докторскую, ему скрипя зубами предоставили возможность – если называть вещи своими именами – работы по специальности. Не удостоенный ни аспирантуры, ни докторантуры, он в 1977 г. получил степень доктора наук и не где-нибудь, а в одном из самых авторитетных вузов страны – в Московском университете. Его бывший студент, ныне ставший американским профессором, Вадим Назаренко писал: «Сегодня, спустя десятилетия, очевидно, что получение ученой степени доктора филологических наук в семидесятые годы прошлого века, как тогда говорили, „лицом еврейской национальности“ было своего рода подвигом».