Леонид Фризман - Остроумный Основьяненко

Как уже говорилось, сведения о Гаркуше, дошедшие до следующих поколений, весьма скудны, и, как обычно бывает в таких случаях, достоверное смешано с легендарным. Мы знаем, что фамилия его отца была Николаенко, а прозвище «Гаркуша» он получил «по причине гаркавости в произношении речей» (он сильно картавил). По сведениям автора статьи о нем в «Русском биографическом словаре» Е. Александровича, Гаркуша «стал идейным разбойником: грабя богатых панов и громя начальство, благодетельствовал мужику и, таким образом, являлся живым протестом против установившегося порядка с притеснением крестьян помещиками и эксплуатацией казаков войсковой старшиной. <���…> Своей смелостью и отвагой при грабежах он наводил ужас на помещиков и властей, а ловкостью и проворством, помогавшим ему не раз бежать из тюрьмы, окружил свое имя в народном понятии ореолом легендарного героя. Рассказывали, что его пуля не берет и что есть у него „разрыв-трава“, которая всякое железо разрывает» [191].

Неудивительно, что образ благородного разбойника, некоего украинского Робин Гуда привлекал к себе внимание и был неоднократно запечатлен и в литературе, и в фольклоре, и в публицистике. Анонимный автор повести «Гаркуша», помещенной в 1831 г. в «Украинском вестнике», писал: «Спросите кого хотите в Малороссии о знаменитом разбойнике Гаркуше, всякий с охотой вам расскажет все, что только слышал о нем, и, надобно заметить, рассказы его будут оживлены веселостью совершенно особенного рода, как будто действия ему нравятся, как будто в его поступках он принимал участие».

В составленном М. А. Максимовичем сборнике «Украинских народных песен» (1834) находим и такие строки:

И Котляревский в «Энеиде», описывая палаты царя Латина, включает Гаркушу в ряд знаменитых разбойников:

Таким образом, у известного историка Украины, фольклориста и этнографа Н. А. Маркевича были все основания утверждать, что имя Гаркуши было так же знаменито на Украине, как имена Ваньки Каина или Стеньки Разина в северной Руси [194].

Поддается естественному объяснению и то, что симпатии к нему выявились особенно явно в первой половине 1820-х гг., когда в русском обществе созревали идеи вольнолюбия и революционности, с наибольшей полнотой выразившие себя в подготовке и осуществлении восстания декабристов. В такой атмосфере практически одновременно создавались два произведения: роман В. Т. Нарежного «Гаркуша, малороссийский разбойник» и повесть О. М. Сомова «Гайдамак». Оба автора были биографически связаны с Украиной, у обоих деятельность главного героя разворачивается на фоне картин украинской природы и украинского быта. И роман Нарежного, и повесть Сомова были хорошо известны Квитке, видимо, сослужили ему немалую службу в процессе его собственного творчества, и их нельзя обойти молчанием.

Нарежный создает образ народного мстителя, отражая распространенное понимание облика «справедливого разбойника», защитника обездоленных крестьянских масс. В глухом лесу он создает вольное братство, к нему присоединяются крестьяне, бежавшие от помещичьего произвола. Вместе с ними он нападает на соседних помещиков, творит суд и расправу, наказывает жестоких и вероломных господ, помогая беднякам. Создавая образ «благородного разбойника», Нарежный следовал не столько исторической правде, сколько романтической идеализации своего героя в духе шиллеровского Карла Моора, отдав немалую дань условности и мелодраматической неестественности персонажа.

Но важно другое: он полностью оправдывает борьбу своего героя с помещиками и властями, священниками, судьями, которые угнетали и разоряли народ. Поэтому столь значительным и социально-обобщенным является монолог Гаркуши, который говорит, отвечая на обвинения его в разбойничестве: «Кто назовет меня сим именем? Не тот ли подлый пан, который за принесенное в счет оброка крестьянкою не совсем свежее яйцо приказывает отрезать ей косы и продержать на дворе своем целую неделю в рогатке? Не тот ли судья, который говорит изобличенному в бездельстве компанейщику: „Что дашь, чтобы я оправдал тебя?“ Не тот ли священник, который, сказав в церкви: „Не взирайте на лица сильных“, в угодность помещику погребает тихонько забитых батогами или уморенных голодом в хлебных ямах? О беззаконники! Вы забыли, что где есть преступление, там горнее правосудие воздвигает мстителя? Так! Я мститель и не признаю себе другого имени!» [195]