Георгий Чистяков - Беседы о литературе - Восток

доцент Учебно-научного центра изучения религий РГГУ

Москва, сентябрь 2018 г.

Вэтой книге собраны произведения самых разных жанров. Основную часть составляют расшифровки передач о западноевропейской литературе XX века и о русской литературе второй половины XIX – начала ХХ века, которые отец Георгий Чистяков вел на радио «София» в 1996–1998 годах. Беседы о литературе предлагаются читателю по хронологическому принципу: западноевропейская литература – от Метерлинка (1862–1949) до Ионеско (1909–1994), русская – от Гоголя (1809–1852) до Гумилёва (1886–1921).

В «Приложении» собраны записки Георгия Петровича Чистякова, которые он начал вести, будучи очень молодым человеком, а также стихотворения, которые он писал с семнадцати лет, никогда не помышляя о публикации.

В основной части книги отец Георгий предстает, прежде всего, как просветитель. Его беседы о зарубежной и о русской литературе интересны и полезны для читателя (и слушателя) любого уровня подготовки – от тех, кто впервые слышит имена писателей, о которых говорит Г.П.Чистяков, до специалистов по их творчеству. Слушателей он воспринимает не только как обучаемую аудиторию и не только как собеседников, но и как соавторов. Например, в беседе об «Отцах и детях» он просит: «Посмотрите, если хватит сил и времени, тургеневские тексты для того, чтобы вступить со мною в диалог, чтобы помочь мне в подготовке этих передач. Потому что ваша помощь для меня всегда очень нужна и неоценима, потому что я всегда вижу в вас не только слушателей, но соавторов наших передач».

Значительную часть книги составляют рассказы-размышления о постижении Бога тем или иным писателем. Но и посвящая передачи теме встречи с Богом в жизни писателя, Г.П.Чистяков выступает не только как священник (отчасти даже – как миссионер), не только как просветитель, лектор, ведущий пропедевтический курс по зарубежной литературе ХХ века, но и ничуть не в меньшей степени как ученый, как исследователь. Каждое из соображений религиозно-философского характера подкреплено цитатами из произведений автора, о котором идет речь. Каждая из бесед первого раздела этой книги вполне могла бы быть статьей или отрывком диссертации на тему «Христианская тематика в западноевропейской литературе новейшего времени». Однако повторимся, главная цель бесед не научная, а просветительская.

В том, что касается христианской тематики, отец Георгий оказывается и больше, чем исследователь, и больше, чем священник. Очень часто, когда речь в книге (т. е. в радиопередачах) заходит о христианстве, следом говорится и о свободе. Наиболее ярко это звучит в главе о «Жан-Кристофе» Ромена Роллана: «“Никогда я не отрекусь от своих взглядов, – заявлял Кристоф. – Я свободный человек”. – “А с Богом вы еще свободнее”, – спокойно возражал священник». Здесь смело декларируется, что вера – и есть свобода, но это очевидно и в беседах об Ионеско, о Рильке, о Гессе.

Постижению писателем Бога посвящена почти каждая беседа. В главке «Браслет Экзюпери», казалось бы, немного иная тема – не вера или неверие Экзюпери (об этом – в остальных беседах об этом писателе), но судьба – судьба в античном ее понимании (обратим внимание на параллель между браслетом Экзюпери и поликратовым перстнем) и судьба как промысел Божий. Однако и в этой главке комментируется христианское в текстах Экзюпери: «“Хлеб стал для нас непременным спутником сострадания, потому что его раздают в годину бедствий. Вкус разделенного хлеба не сравним ни с чем… Ведь хлеб это то же, что масло в светильнике, пишет Экзюпери дальше. – Оно также претворяется в свет”. Хлеб, свет, масло в светильнике, вкус разделенного хлеба – но это же Тайная Вечеря! На самом деле именно о Тайной Вечери Христовой говорит в этих словах Экзюпери».

Многие беседы посвящены разным формам несвободы; два полюса духовной несвободы представлены в беседе о «Восстании масс» Хосе Ортеги-и-Гассета, где личная свобода поглощается массовым сознанием, единой идеологией, и в беседе о романе Германа Гессе «Игра в бисер», где принадлежность, напротив, не к массе, а к интеллектуальной элите, заставляет человека отказаться от творчества, мистики, устанавливает жесткие добровольные рамки и лишает личной свободы.

Как бы продолжением бесед об Ортеге-и-Гассете и Эжене Ионеско оказывается беседа о «Возвращении из СССР» Андре Жида. То, что Андре Жид видит в СССР, стране, которую он любил, пока в ней не побывал, и которую считал свободной – это та самая несвобода, тот самый «риноцерит», когда человек отказывается от своих личных суждений и мыслит как масса, вместе с массой.