Н. Северова - Стругацкие - проза (произведения 1960−1980-х годов)

Прыжок героев в пространство беды будет подан контрастно.

На наших глазах произойдет резкая смена психологической атмосферы: атмосфера скоморошеского веселья, радостного предвкушения череды открытий на Сауле, при высадке сменится подавленностью, острым ощущением несчастья, но и это ощущение несчастья подается контрастно:

«Вокруг был снег. И сверху падал снег большими ленивыми хлопьями. „Корабль“ стоял среди однообразных круглых холмов, едва заметных на белой равнине. Под ногами из снега торчала короткая бледно-зеленая травка и много мелких голубых и красных цветов» [13;255].

Эффект «ушата холодной воды» возникает в финале этого фрагмента, когда на смену эпически-спокойному тону приходит намеренно краткое тревожное предложение:

«А в десяти шагах от люка, припорошенный снегом, лежал человек» [13;255].

В повести «Трудно быть богом» мы не совершим с главным героем первого шага по территории беды (Антон уже пять лет пребывает в роли Руматы Эсторского – великосветского льва Арканарского королевства).

Но в романе «Обитаемый остров» первый взгляд героя в пространство беды будет отмечен нами: опасливый взгляд в низкое, твердое небо, «без этой легкомысленной прозрачности, намекающей на бездонность космоса и множественность обитаемых миров, – настоящая библейская твердь, гладкая и непроницаемая» [14;13].

Даже небо в этом мире, непроницаемое, предельное, и напоминает человеку о ловушке, западне, капкане, невозможности вырваться.

Пространство беды характеризует звук: в «Попытке к бегству» на дне котлована, куда согнаны тысячи человек, несоответственно тихо; звуки же воплощают царящее здесь насилие (ворчание механизмов, разрывающих плоть заключенных, выкрики надсмотрщиков), нездоровье, аномальность происходящего:

«Время от времени кто-то где-то начинал хрипло, надсадно кашлять, задыхаясь и сипя, так что начинало першить в горле. Этот кашель немедленно подхватывали десятки глоток, и через несколько секунд котлован наполнялся трескучими сухими звуками. На некоторое время движение людей останавливалось, затем раздавались жалобные выкрики, резкие, как выстрелы, щелчки, и кашель прекращался…» [13;279]

Мысль о том, что пространство беды – это всегда больное пространство, подтверждает описание Арканарского королевства в «Трудно быть богом»:

«На сотни миль – от берегов Пролива и до сайвы Икающего леса – простиралась эта страна, накрытая одеялом комариных туч, раздираемая оврагами, затопляемая болотами, пораженная лихорадками, морами и зловонным насморком» [15;32] .

И, конечно же, больное пространство будет заявлять о себе при помощи цвета.

Во всех трех произведениях, о которых мы ведем речь, доминирует серый цвет, но использование его авторами различно: серый цвет в «Попытке к бегству» – прежде всего знак принадлежности к отверженным («На дне котлована на грязном растоптанном снегу среди десятков разнообразных машин копошились, сидели и даже лежали, бродили и перебегали люди, босые люди в длинных серых рубахах» [13;279]).

В «Трудно быть богом» серый цвет тоже обозначает неблагополучие, но уже характеризует тупые души обывателей и философию палачей фашистского толка («серое слово», «серое дело»), закономерно трансформируясь по ходу повествования в черный цвет («Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные» [15;166]).

В романе «Обитаемый остров» серый цвет одновременно характеризует и враждебное человеку пространство (» <���…> все было серое, пыльное, плоское» [14;14]), и человека – жертву этого пространства:

«Несколько секунд они смотрели друг на друга, и Максим ощущал, как уныние, исходящее от этого лица, затопляет дом, захлестывает лес, и всю планету, и весь окружающий мир, и все вокруг стало серым, унылым и плачевным, все уже было, и было много раз, и еще много раз будет, и не предвидится никакого спасения от этой серой, унылой, плачевной скуки» [14;25].

Пространство, имеющее такие признаки, неминуемо выводит читателя на исторические переклички: если в «Попытке к бегству» и «Трудно быть богом» воинствующее зло, беспредельная подлость «высверкивают» феодальным мороком или фашистской забубенностью, то в «Обитаемом острове» действуют уже не пики, удавки и арбалеты; атомные удары той или иной степени сложности поделили планету на пространство меньшей или большей беды.

Так, Гай Гаал, думая о людях южных районов, родившихся после целенаправленного взрыва трех атомных бомб, сам, выросший на зараженной территории, отмечает: