Умберто Эко - Роль читателя. Исследования по семиотике текста [litres]

Супермен, которому по определению никто не может противостоять, оказывается в сложной повествовательной ситуации: он – герой без противника и поэтому без возможного развития. Еще одна трудность заключается в том, что читатели не могут долго держать в памяти все перипетии его приключений. Каждая «история» о Супермене завершается на протяжении нескольких страниц. Точнее, читатель получает еженедельно две или три законченные «истории», в которых есть свои собственные завязка, развитие и развязка. Будучи сам лишен возможности развиваться в повествовании, Супермен создает серьезные проблемы для авторов комиксов. Им приходится идти на всевозможные уловки, чтобы поддерживать напряжение сюжета. Так, например, у Супермена обнаруживается слабость: его делает практически беззащитным излучение криптонита, металла метеоритного происхождения, – и враги Супермена любыми средствами стремятся добыть этот металл. Но существо, наделенное сверхчеловеческой интеллектуальной и физической силой, легко находит способы противостоять и этим проискам. К тому же такой повествовательный прием, как попытка ослабить Супермена с помощью криптонита, предоставляет не очень много возможностей для развития сюжета и имеет лишь ограниченную применимость.

Авторам комиксов не остается ничего иного, как ставить на пути Супермена такие препятствия, которые, пробуждая интерес в силу своей неожиданности, тем не менее всякий раз преодолимы для героя. Подобное решение как будто дважды выигрышно.

Во-первых, на читателя производят впечатление диковинные препятствия и противники Супермена: дьявольские изобретения его врагов; экзотически экипированные пришельцы из космоса; машины времени; уроды, появившиеся на свет в результате научных опытов; ученые, пытающиеся бороться с Суперменом с помощью криптонита; существа, обладающие почти такими же силами, как и он сам: например, гном по имени Mxyzptlk, который приходит из пятого измерения и которого можно загнать туда обратно, лишь заставив его произнести собственное имя в обратном порядке букв (Kltpzyxm), – и т. д., и т. п.

Во-вторых, благодаря несомненному превосходству героя любая кризисная ситуация быстро преодолевается, и всякий сюжет умещается в рамках «короткого рассказа».

Но на самом деле это ничего не решает. Преодолев препятствие (в координатах, предписанных коммерческими условиями), Супермен нечто совершает. Иными словами, персонаж совершает поступок, который запечатлевается в его прошлом и тяготеет над его будущим; он делает шаг к смерти, становится старше – пусть всего лишь на час; он необратимо увеличивает объем своего личного опыта. Действовать – даже для Супермена, как и для любого другого персонажа (как и для каждого из нас) – значит «тратить», «расходовать», «потреблять» себя (to «consume» himself, consumarsi).

Однако Супермен не может «израсходовать» себя, потому что нельзя «израсходовать» миф; миф – неисчерпаем и неистощим. Персонаж античного мифа не может быть «израсходован» именно потому, что однажды он уже был «израсходован» в некоем «парадигматическом» действии. Или же он имеет возможность постоянно рождаться вновь, символизируя некий растительный цикл или, по крайней мере, некое коловращение событий и самой жизни. Но Супермен – это мифический персонаж, по самой природе своей погруженный в обыденную жизнь, в настоящее; он очевидным образом связан с нашими «условиями человеческого существования», «условиями» жизни и смерти, хотя и наделен сам сверхъестественными способностями. Супермен бессмертный был бы уже не человеком, а богом – и читатель уже не мог бы идентифицировать себя с его двойнической личностью.

Стало быть, Супермен должен, с одной стороны, оставаться «неисчерпаемым», но с другой – «растрачиваться» на путях обыденного существования. Он обладает чертами вневременного мифа, но воспринимается лишь постольку, поскольку его поступки совершаются в нашем человеческом, обыденном мире. Парадокс повествования, который авторы комиксов о Супермене должны так или иначе разрешить (даже если они сами его не осознают), требует парадоксального решения проблемы времени.

Аристотель определил время как «число [количество?] движения по отношению к предыдущему и последующему» [203] – и со времен античности понятие время подразумевало понятие последовательность. Кант [в «Критике чистого разума»] с очевидностью установил, что понятие последовательность, в свою очередь, должно быть связано с понятием причинность: «…Необходимый закон нашей чувственности и, стало быть, формальное условие всех восприятий состоят в том, что последующее время с необходимостью определяется предшествующим временем…» [204] [205]Такое понимание времени сохраняется даже в современной релятивистской физике, но уже не в связи с изучением трансцендентных условий восприятия, а при определении природы времени в терминах объективной космологии: время рассматривается как порядок причинно-следственных сцеплений. Обращаясь к этим эйнштейновским представлениям, Ганс Рейхенбах недавно вновь определил порядок времени как порядок причин, порядок открытых причинно-следственных сцеплений, которые подтверждаются (верифицируются) в нашей вселенной; направление времени определяется в терминах увеличивающейся энтропии (т. е. используется – с привлечением теории информации – то понятие из термодинамики, которое уже давно заинтересовало философов и которое они присвоили для своих рассуждений о необратимости времени) [206]. Berkeley; Los Angeles: Un. of California Press, 1956.}.