Array Антология - Гендер и язык

В еще большей степени это касается вопросительных конструкций. Каждый член научного сообщества знает предвещающие неприятности слова преуспевающего эксперта, будь то женщина или мужчина: «У меня только один краткий вопрос», вслед за чем не следует ни в строгом смысле вопрос, ни краткое выступление. Однако в исследуемом контексте с поразительной частотой в качестве вступления для выражения несогласия избирается заявление о желании задать вопрос (вариант: риторическое заявление «Я задаю себе вопрос…») [80]. Облечение критики в форму вопроса усиливается вместе со степенью официальности коммуникативной ситуации (и предположительно со степенью важности работы по созданию имиджа). В отдельных случаях соблюдается только синтаксическая форма вопроса, да и намерение в действительности заключается не в получении ответа на вопрос. Вместо этого чаще всего начинается монолог, который легко перетекает в собственный доклад. Адресат такого «вопроса» реагирует на это так же, как на эксплицитную критику, а именно защитой и / или контратакой или согласием, – важный признак того, что за поверхностными структурами распознано истинное намерение коммуникативной модели. Смягчающие высказывания: «У меня только один краткий вопрос», «Только краткий вопрос», «Только один уточняющий вопрос» ни коим образом не препятствуют этому распознаванию, а служат лишь стереотипом снижения значимости критики.

Истинные вопросы, в основе которых лежит публично признаваемый дефицит знаний, напротив, встречаются прежде всего в неофициальных, менее формальных беседах и / или в группах, в которых статус или не имеет особого значения (обсуждения полуофициального характера среди студентов, например плановые заседания в небольших рабочих группах), или наблюдается ярко выраженная и неизменная для данной ситуации иерархическая асимметрия (как во время так называемых «консультаций», где кто-то со статусом эксперта предлагает нескольким «невеждам» восполнить пробелы в знаниях).

Довольно искусная игра с речевыми и ситуативными ожиданиями слушателей обнаруживается также в длительности и месте пауз. Общий опыт повседневного общения показывает, что непредпочтительное часто кажется затянутым [81](вспомним замешательство перед сообщениями о неприятном). Многочисленные паузы во время речи, высокая частотность минимальных высказываний, типа «э-э» и «хм», истолковываются во многих ситуациях как неуверенность, а во время официальных выступлений такое поведение рассматривается как беспомощное и некомпетентное. Подобное поведение, однако, может быть своего рода игрой в «смягчение» в критическом выступлении эксперта, особенно в его начале; но почти не встречается во время выступления в качестве основного докладчика [82]. Крайне нерешительная по форме, однако безжалостная по содержанию критика становится индивидуальным стилем некоторых специалистов. Наряду с наигранной имитацией неуверенности (в которую никто не верит) такое поведение имеет также дополнительную функцию мнимой спонтанности – «мысль пришла мне в голову только что, поэтому я не могу связно говорить».

Непрямой характер описанного поведения, который, предположительно, стремится к завуалированности, можно было бы на первый взгляд объяснить нормами вежливости, типичными для институционального фрейма «университет». Я считаю эту точку зрения не только недальновидной, но и неправильной, хотя описанные стратегии разыгрываются в сфере, где ярко выражен традиционный топос вежливости. Воздействие иронии и завуалированной критики [83]не менее жестко, чем воздействие прямых критических замечаний. Напротив, реакция адресатов свидетельствует о том, что намерение воспринимается как особенно оскорбительное, если критическое и иногда уничижительное намерение становится очевидным после кажущегося безобидным вступления.

Проблема многозначности контекста постоянно возникает при анализе. Одна проблемная область касается природы сказанного, определяемой, в конечном счете, только участвующим в конкретном процессе интеракции человеком и его решением об истинности или мнимости сказанного и, соответственно, буквальном или «риторическом» прочтении. Всегда сохраняется возможность двойного прочтения: говорящие при неудачных речевых действиях могут отречься от них, сказав, что они имели в виду совсем другое, например, «только в ироническом смысле» или «совершенно не в ироническом смысле», т. е. они могут сконструировать новый фрейм.