Борис Парамонов - Бедлам как Вифлеем. Беседы любителей русского слова

И. Т. : Да-да, вы уже упоминали эти его слова в одной из наших прежних бесед: человечество провалилось в яму, вырытую христианством.

Б. П. : Впрочем, не будем говорить о европейском прошлом, а поговорим о русском, то есть советском прошлом. Вот Платонов и был писателем, который дал символический образ советской жизни, самого коммунистического проекта.

И прежде всего у него интересны первичные элементы технической утопии. Техника у него берется в максимальной ее установке – как орудие преображения космического бытия, отнюдь не в качестве средства индустриализации. На социализм, на коммунизм должны работать Солнце и светила. Коммунизм для Платонова с самого начала – космический переворот, а не индустриальная программа, он максималист – больший, чем Троцкий. Троцкий говорил – да и Ленин то же имел в виду, что русская революция – только средство развернуть революцию мировую. А для Платонова цель революции, уже, в его воображении, начавшей осуществляться, – преобразовать космос, двинуться по неким эфирным трактам («Эфирный тракт» – так называется одна его ранняя повесть). То есть – и это нужно всячески подчеркнуть – Платонова вдохновляет совсем не Маркс, его вдохновляет русский утопист Николай Федоров, автор проекта всеобщего дела. А всеобщее дело у Федорова – это воскрешение мертвых. Человечество должно победить смерть. А для этого нужно выйти из круга биологических определений бытия, из круговорота рождений и смертей. Нужно не рождать сыновей, а воскрешать отцов. Вот мировая революция для Федорова и его ученика Платонова.

И. Т. : Был, как известно, и другой у Федорова ученик, гораздо более известный, а в советское время так просто канонизированный, – Циолковский.

Космическое воздухоплавание, ракетные двигатели создавались для того, чтобы унести людей на другие планеты, когда им станет тесно на Земле.

Б. П. : Ну да, а на Земле станет тесно оттого, что воскрешенные много места займут. Так сказать, жилищный кризис в глобальном масштабе, а не какой-то там жалкий квартирный вопрос, как у Булгакова, – да и в советской реальности. Вот откуда коммунизм идет – в русских тонах уж точно: не от Маркса с Энгельсом, а от вот таких установок сознания, от этого русского космизма, как теперь это принято называть. Человек должен орудовать в космическом масштабе, а не просто собственность перераспределять.

И. Т. : Честно говоря, меня эти космические мотивы смущают. Я их в своей советской юности никак не улавливал. Большевики для меня всегда были с Марксом и Лениным. А когда стали говорить об освоении космоса, это означало всего-навсего программу ракетного вооружения.

Б. П. : Да, это так – на уровне сознания. Но у коммунизма было и свое бессознательное. Обратим внимание хотя бы на то, что из всех русских религиозных философов в советском культурном багаже сохранялся именно Федоров. В 1928 году в СССР отметили столетие его рождения, а в самые застойные годы, в начале восьмидесятых, даже издали его сочинения.

И. Т. : И не только Федорова уважили. Я вот в начале восьмидесятых в Пушкинских горах купил – в ларьке! – книженцию Алексея Лосева о Владимире Соловьеве. Потом вернулся и купил еще три штуки – для подарков в Ленинграде.

Б. П. : И тут же оргвыводы последовали. Ну, старика Лосева, конечно, не тронули, но издателям всыпали по первое число. Лосев, между прочим, тоже тот еще утопист, сладострастно предвидевший конец земли в некоем космическом кругообороте; потом, правда, новое начало в античной цикличности бытия. Но бог с ним с Лосевым, нам Федоров важен. И ведь какая еще выразительная деталь подспудного федоровского влияния на большевиков: проект и осуществление мавзолея Ленина, сохранение телесных оболочек вождя – в перспективе его дальнейшего воскрешения. Вот по таким, как сказал бы Фрейд, симптоматическим действиям и нужно судить о коммунизме. Да, кстати, о тех же ракетах. А почему именно в этом деле, в ракетостроении, СССР поначалу обогнал Америку? Да потому, что Америка этой фантастикой не занималась, тут люди реалистические.

И. Т. : Ну почему? Не согласен. Идея ракетного вооружения уже была хорошо известна. Немцы, между прочим, еще во время войны обстреливали Лондон своими Фау. И Вернера фон Брауна, разработчика этих ракет, американцы к себе работать вывезли. Так что ракетная идея носилась в воздухе.

Б. П. : И все равно психологически достоверно, значимо, характерно, что коммунисты оказались в этом деле впереди: так сильна у них была соответствующая мотивация, – а мотивация шла от утопических элементов их сознания – да и бессознательного, что еще важнее. С. Л. Франк, написавший основополагающую статью об утопическом сознании, всячески подчеркивал: дух утопии – не перестройка общественных отношений, а космическая переделка бытия. Это была у большевиков жизненная установка, а не только техническая программа.