Павел Крусанов - Хождение по буквам

К Снегирёву вышесказанное не имеет отношения, поскольку его писательская судьба складывается довольно удачно. То есть самому ему, вероятно, кажется иначе, но тут – лукавство, знаете, как с богачами, которым вечно на что-то не хватает денег. Словом, Снегирёву внимания издателей вполне достаточно для того, чтобы не упускать из вида общую композицию составляемого сборника рассказов. А он, бестия, упускает и не слышит, как царапает железо по стеклу. Ведь в сборнике рассказов всё так же, как и в музыкальном альбоме. Чем, скажем, «Rubber Soul» отличается от «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band»? В первую очередь, в большей степени проявленным композиционным единством (если угодно – симфонизмом). То есть ритмические, мелодические и интонационные фрагменты в сборнике не должны располагаться случайно, а должны выстраиваться так, как строятся части романа – в угоду общей гармонии. Именно общей гармонии в этой книге Снегирёва и не достаёт. Некоторые рассказы, например, «Экономия электричества», «Покормил синиц» или «Ты у меня доедешь» кажутся и вовсе необязательными, напоминающими упражнения, зарисовки, уместные для записной книжки – как материал для какого-то будущего строительства. Публиковать записные книжки Снегиреву точно рано, даже если он получит муниципальный грант. Пусть этим занимаются бездари и проходимцы. А Снегирев не такой – если оценивать по элементам, то рассказы «Двухсотграммовый», «Дворец, фонтан, универмаг», «Луке – букварь, Еремею – круги на воде», «Как же ее звали?..» и даже «Русская женщина» (если у нее отрезать начало и конец, где рассказчик дискутирует с женой) – чистый жемчуг. Крупный и дорогой. Жаль, что не сложилось ожерелье. Пожалуй, задача идеального сборника/альбома вообще трудноразрешима. Поэтому в машине приходится слушать музыку не альбомами, а собственноручно составленной выборкой the best.

Очень печальная книга. Квинтэссенция её послания (ведь хорошая книга – это всегда послание) – тщета человеческой жизни. Не чьей-то конкретно, а человеческой жизни вообще. Добивался ли автор этого сознательно, или книга прорастала сама и строила себя вопреки авторской воле – бог весть, но дыхание соломоновой диалектики (и это пройдёт) ощущается здесь вполне отчётливо. Несмотря на потрясающие сцены мужества и воли, алчности и коварства, смирения и великодушия, ярко разыгранные как в документах, так и в авторских комментариях, после прочтения «Зимней дороги» читателя заполняет чувство какой-то вселенской меланхолии. Точнее – чувство неизъяснимой обречённости всех человеческих порывов и свершений, на какие бы благие идеи и благородные помыслы они ни опирались. Разумеется, многое зависит от настройки оптики: один видит, как сильные и мужественные люди прокладывают по белой целине санный путь, другой – как проложенный путь, окроплённый кровью и пороховой гарью, вновь заметает равнодушный снег. Леонид Юзефович даёт обе картины, но густая нота обречённости звучит мощнее.

Книга представляет собой два сравнительных жизнеописания, почти как у Плутарха. Речь о белом генерале Анатолии Николаевиче Пепеляеве и Иване Яковлевиче Строде, анархисте и красном командире, ставшем по воле обстоятельств в период Якутской экспедиции роковым противником белых. Есть здесь, разумеется, и второстепенные персонажи – без них куда же? – что придаёт повествованию документальную многофигурность, стереозвучание и эпический размах. Судьбы главных героев-идеалистов (Пепеляев в своём дневнике предстаёт как поэт и мятущаяся личность, Строд в недалёком будущем – писатель) невероятны и трагичны, как невероятно и трагично само время русской революции. Противостояние их при осаде Сасыл-Сысы чудовищно и исполнено героического достоинства одновременно. А какое финальное уважение испытывают эти роковые противники к мужеству друг друга! Воистину рыцарские отношения. Где-то на середине текста мне показалось, что передо мной – книга-примирение. Но нет – примирение через тщету собственных жизней вряд ли возможно, как в реальности, так и в небесах символического.

Пересказывать хорошую книгу – пустое занятие. Скажу только, что, будучи по крупному счёту не знатоком истории, а лишь её любителем, во многом именно из «Зимней дороги» я получил представление о карнавальном духе, царившем в годы гражданской войны в стане белых (про красных знал больше). Ну вот, например, такое сообщение: генерал Дитерихс, который, «став правителем Приамурского края, обратился к идеалу Святой Руси как к единственному, способному противостоять коммунистической идее. Целью своего правления Дитерихс объявил реставрацию Романовых, самого себя назначил Земским воеводой, Белоповстанческую армию переименовал в Земскую рать, полки – в дружины, устраивал пышные молебны и крестные ходы, являясь на них в костюме думного боярина времён царя Алексея Михайловича…» Или вот: «Новая ситуация требовала новых отношений между людьми, и в своём изданном под Новый год приказе Пепеляев особым пунктом предписывал: с 1 января 1923 года „для закрепления сплоченности“ дружины при обращении друг к другу употреблять перед чином слово „брат“ – брат доброволец, брат полковник, брат генерал». Вообще книга содержит столь богатую россыпь свидетельств и фактов (как занимательного, так и жутковатого содержания), что невольно чувствуешь себя Али-Бабой, угодившим в пещеру разбойников (ведь на этом сокровище – кровь).