Павел Крусанов - Хождение по буквам

Несмотря на то, что Коштырбастан – эклектическая выдумка (гражданская война взята у Таджикистана, пустыни и вождь-поэт у Туркмении, узкоглазое население у Киргизии или Казахстана), и потому немногим отличается от какой-нибудь марсианской страны (на протяжении всей книги герой, так и не прочувствовавший коштырский дух, расписывается в своём непонимании коштыров – а как их можно понять, если их нет?), роман написан хорошо. А местами – очень хорошо. Поначалу озадачивает то обстоятельство, что автор не даёт своим героям речевых характеристик, и в результате все они говорят примерно одинаково – ровно, без перчика, – но потом ничего, привыкаешь. Сглаживают другие достоинства текста, задумчивого, печального и странно-озорного одновременно. И всё-таки самые лучшие места в романе – московские воспоминания героя. Полина, которую Печигин изнурил своей ревностью, дружеские застолья молодых поэтов, фигура заики Коньшина…

Словом, книга настоящая, и Чижов – писатель, достойный этого слова.

А напоследок – в белый свет как в копеечку: большие медведицы пера, пишите про Калининград, населяйте его своими персонажами, событиями, страстями, пишите, пока не поздно – тевтоны не дремлют.

Должен сразу признаться: я пристрастен к Шарову. Его неторопливое повествование, пропитанное густой маниакальной мыслью, действует на меня завораживающе – я бессилен перед его неумолимой суггестией. Когда открываешь новую книгу Владимира Шарова, всегда знаешь, чего ждать. Ведь он, по существу, автор одной гигантской истории, до предела насыщенной, лишённой композиционных пустот, сквозь увлекательный сюжет которой лукаво проглядывает то невероятная конспирологическая модель, то оригинальный историософский трактат, – истории, удивляющей плотностью и качеством интеллектуальной работы, рассказанной негромкой и переливчатой, как язык могучей реки, речью. Большие реки не шумят – грохочут их юные истоки. И всякий раз, зная, чего ждешь, оказываешься в чудесной западне, – автор снова натянул тебе нос, рассказав, казалось бы, о том же, о чём рассказывал всегда, о том, о чём ты и ждал, но с такой подкладкой и таким вывертом, что все твои авансом выданные предположения оказываются посрамлены. И не мудрено: на сегодняшний день Владимир Шаров – чемпион по литературным провокациям.

Место, неизменно интересующее автора, – Россия, время – от Смуты до наших дней, тема его интеллектуальных медитаций – Бог, Священное Писание, Раскол, Революция, сектанты, толстовцы, фёдоровцы, народники, космисты, антропософы и мистические чекисты. Шаров не изменяет своим предпочтениям (корректируя их, разумеется, в плане героев) и в новом романе, при этом подавая очередную версию русского избранничества и недореализованности русской судьбы с такой начинкой, что в изумлении шевелишь бровями.

Форма «Возвращения в Египет» вполне традиционная – это роман в письмах. Традиционна и предпосылка: в руки автора волею случая попадает чужой семейный архив. Сама же семья связана родственными узами с Николаем Васильевичем Гоголем (классик не оставил потомства, но у него были сестры). Выдержки из переписки членов этого многочисленного клана, охватывающей по времени бо льшую часть двадцатого века, и составляют тело романа. Если рассказ – это настроение, а роман – послание, то послание нового шаровского романа таково (идейнообразующее послание, поскольку во всякой путной книге, а эта книга именно такова, есть иные пласты, побочные линии и присовокуплённые смыслы): накануне Революции и последовавших вслед за ней многолетних кровопролитий в роду Гоголей зародилось и укрепилось мнение, будто бы причиной всех этих страшных бед послужила трагическая недосказанность «Мёртвых душ». Судьба второй части этой поэмы общеизвестна. Однако по представлениям гоголевского клана в «Мёртвых душах» предполагалось не две части, а три: путешествие в преисподнюю, которое Гоголем было опубликовано, описание русского чистилища, которое Гоголем было сожжено, и обретение русского рая на земле, которое не было написано. Дело должно быть завершено, чтобы избранный и боговозлюбленный русский народ, ведомый прошедшим очищение монастырём пастырем Чичиковым, смог покинуть злополучный Египет и обрести обетованный земной рай. И род Гоголей терпеливо ждёт явления Николая Васильевича Гоголя (Второго), который исполнит задуманное.

Пересказывать сюжет не буду, поскольку перед нами не столько фабульный роман, сколько роман идей. Скажу только, что Египет не отпускает избранный русский народ, в том смысле, что люди сами не в силах с ним расстаться. Потому что слабы? И да и нет. Человек не в силах вынести экзистенциальный ужас бытия, когда он, сирый, слабый, ничтожный, остаётся один на один с беспредельной Вселенной, которой до него нет дела. (Это, кстати, постоянная тема размышлений и другого писателя – Александра Мелихова, но тот подходит к проблеме по-своему.) Государство – та долговременная громада, то «божественное тело» народа, с которым малый человек может слиться и почувствовать себя сопричастным вечности, и мёртвая душа обретает в государстве, в этом коллективном теле, бессмертие. Так что в возвращении в Египет тоже есть своя правда. Как и в исходе из него.