Марсель Ферран: О так называемом «самостоятельном» деепричастии в современном русском языке

Буслаев, однако, был прав в том, что так называемое отклонение свойственно любой безличной конструкции, при которой деепричастие на самом деле относится к субъекту главного действия в дательном падеже, например: Резюмируя полученные выводы, можно сказать, что… Эта конструкция обычна в современном научном стиле, письменном или устном. Здесь подразумеваемый субъект ораторского типа: «можно нам » [4] Пример, приведенный Валимовой (1945: 15), ошибочно присоединен ею к инфинитивным конструкциям. .

Можно считать, что инфинитивные и безличные конструкции принадлежат системе современного литературного языка в целом, в отличие от приводимых далее фраз, взятых из сочинений крупнейших писателей и являющихся продуктами чисто литературными.

Старые грамматисты искали соответствие подлежащих в именительном падеже, но не находили его — оттого что употребление деепричастия, как показывают примеры с дательным субъекта, требует общности не подлежащего , а субъекта . Подлежащее в им. п. — только одна возможная форма субъекта. Разные способы выражения субъекта изложены в Русской грамматике [1980: 127 и сл.; автор раздела Н. Ю. Шведова].

1. Ряд приведенных чисто литературных примеров отвечает этим критериям. Субъект может быть выражен:

а) дательным падежом: Приехав в Белев, по счастию попалась нам хорошая квартира (Фонвизин); Бродя по улицам, мне, наконец, пришел в голову […] (Герцен); Рисуя эту новую позу, ему вдруг вспомнилось […] энергическое лицо купца (Толстой);

б) предложно-падежными формами ( с + твор. п.; у + род. п.): Еще подходя к игорной зале […], — со мною делаются судороги (Достоевский); Уже подъезжая к отелю, у ней начали вырываться восклицания (Достоевский).

2. Кроме прямых выражений субъекта можно представить себе и выражение косвенное . Я имею в виду фразы, в одной из двух частей которых производитель действия заменен предметом, его символизирующим: чувством или мыслью, особой частью тела. Можно назвать этот способ метонимическим .

В следующей фразе Толстого в главном предложении выступает подлежащее его мечта и идеал , т. е. мысль лица, являющегося подлежащим деепричастия. Таким образом, подлежащее деепричастия продолжает действовать в главном предложении, если не как его подлежащее (в им. п.), то, во всяком случае, как его субъект в широком смысле слова: Поселившись теперь в деревне, его мечта и идеал были в том, чтобы воскресить ту форму жизни, которая […].

Ту же функцию имеет в следующей фразе Тургенева слово досада , обозначающее чувство, испытываемое подлежащим деепричастия: Меня досада разбирала на них глядя.

Можно заметить, что в этой фразе чувство производителя действия дополняется как фактором единства субъектом меня .

В следующей фразе Тургенева ту же роль играет в главной части уже не чувство или мысль, а часть тела производителя действия, причем не какая угодно часть тела, а само лицо человека: Но поравнявшись с Литвиновым, лицо генерала мгновенно изменилось .

В следующей фразе более скромного писателя Фурманова центрального производителя действия также представляет особая часть тела — мозги , источник чувствования и мышления: Проходя по цепям, шагая через головы спящих красноармейцев, густо мозги наливаются думами о нашей борьбе .

Подобный косвенный принцип находим и в известной фразе Пушкина, в более сложном виде: Имея право выбрать оружие, жизнь его была в моих руках .

Если грамматически, строго говоря, подлежащее главного глагола жизнь его отлично от подразумеваемого подлежащего деепричастия «я» ( имея «я»), то, благодаря обстоятельству в моих руках (руки символизируют личность деятеля), в главном предложении продолжает доминировать лицо, представленное в деепричастии. Впрочем, «Жизнь его была в моих руках» не что иное, как «Я держал его жизнь в моих руках» с подлежащим «я» [5] Имея «я» : условность, основанная на истории причастия—деепричастия. Пока оно могло группироваться со своим подлежащим (напр., в XVIII в. у Кантемира, выше у самого Ломоносова), то последнее было в им. п., унаследованном от причастия (в деепричастие перешло причастие в им. п. ). Можно считать все-таки, что с тех пор деепричастие стало индифферентным к системе падежей. .