Нора Букс - Владимир Набоков. Русские романы

Но несмотря на близость мотивов, образ статуи в «Даре» – аллюзия не на пушкинские строки, а на стихотворение И. Анненского, царскосельского поэта, «“Расе” Статуя мира». Это произведение входит в «Трилистник в парке», в сборник «Кипарисовый ларец». Ср. в I главе «Дара» о Яше Чернышевском после его гибели: «“Кипарисовый ларец” и “Тяжелая Лира” на стуле около кровати».

Непосредственной отсылкой служат слова Зины к Федору: «Мы как-нибудь должны встретиться […] в розариуме, там, где статуя принцессы с каменным веером». У Анненского изображена статуя мира – мраморная женская фигура с опущенным факелом, работы итальянского скульптора XVIII века Гартоло Модоло:

Ср.: Чернышевский, обращаясь к искусству, замечает: «У калабрийской красавицы на гравюре не вышел нос».

Эротическое описание статуи в стихотворении И. Анненского служит самостоятельной отсылкой к «Флорентийским ночам» Г. Гейне, к «сброшенной со своего пьедестала нетронутой мраморной богине», к которой испытывал влечение Максимилиан. «И никогда после я не мог забыть то жуткое и сладкое чувство, которое хлынуло в мою душу, когда мой рот ощутил блаженный холод ее мраморных уст», – рассказывает он Марии [213] Гейне Г. Избранные произведения: в 2 т. Указ. соч. Т. 2. С. 383. . Отсыл возвращается в набоковский текст, в стихи о Зине: «Есть у меня сравненье на примете, для губ твоих, когда целуешь ты: нагорный снег, мерцающий в Тибете, горячий ключ и в инее цветы».

Аллюзиями в «Даре» являются и некоторые образы-гибриды. Такова женщина-жаба: «Отец Зины […] умер от грудной жабы», его жена была «пожилая, рыхлая, с жабьим лицом». Это парафраз образа Царевны-лягушки из одноименной русской народной сказки. В намеке кроется и сатирическая хронология: безобразная лягушка, жена Ивана-царевича, со временем превращается в прекрасную Василису Премудрую, Марианна Николаевна – наоборот. Сказочный Кощей, к которому попадает Василиса после того, как Иван сжигает ее лягушечью шкурку, – в романе любовник Марианны Николаевны, «тощий балтийский барон», «с гнилыми зубами скелет».

Другой пример гибрида – «ангел с громадной грудной клеткой и с крыльями, как помесь райской птицы с кондором, и душу младую чтоб нес не в объятьях, а в когтях». Это пародийная цитата из лермонтовского «Демона»:

Еще пример: женщина-пантера. Образ появляется в романе, трансформируясь, несколько раз: стихи тети Ксении «La femme et la panthère»; ученица Годунова, «молодая, очень красивая, несмотря на веснушки, женщина»; глядя на нее, Федор думает: «Что было бы, если б он положил ладонь на […] слегка дрожащую, маленькую, с острыми ногтями руку», – и отмечает у нее «веяние тех определенных духов […], ему был как раз невыносим этот мутный, сладковато-бурый запах». Этот образ служит аллюзией на стихотворение К. Бальмонта «Пантера»: Оно вошло в сборник 1917 года «Сонеты солнца, меда и луны»:

Другой отсыл этого образа – к картине бельгийского художника-символиста Фернана Кнопффа «Искусство или ласки» ( L’Art ои les caresses ). На ней рыжеволосая женщина-пантера чувственно и вожделенно льнет к поэту. В «Даре» такая связь возникает в воображении Федора: «Он вообразил гораздо лучше, чем давеча при ней, как, должно быть, податливо и весело на все нашло бы ответ ее небольшое, сжатое тело, и с болезненной живостью он увидел в воображаемом зеркале свою руку на ее спине и ее закинутую назад, гладкую, рыжеватую голову».