Андрей Бабиков - Прочтение Набокова. Изыскания и материалы

Набоков В. Определения.

Набоков В. Полное собрание рассказов. С. 603.

Ходасевич В. <���Рец.> «Современные записки», кн. 64-я // Возрождение. 1937. 15 октября. С. 9.

См.: New Directions in Prose and Poetry / Ed. by J. Laughlin. Norfolk. Conn., 1941. P. 569–600.

Набоков В. Собр. соч. русского периода. Т. 5. С. 587.

Как заметил Иван Толстой, «<���…> принося Кончееву на высший суд придуманное за Пушкина окончание драмы, Годунов-Чердынцев <���…> примеривал для себя возможность такого же конца (Князь в набоковском финале бросается в реку), уподобляясь тем самым Василию Шишкову, герою одноименного рассказа, также пришедшему к мэтру с вопросом – „что делать, как прервать, как уйти“ – и прокладывающему себе путь в инобытие своим же искусством <���…> Годунов-Чердынцев возвышал Кончеева до арбитра, достойного судить о пушкинских проблемах. В реальной эмигрантской жизни таким арбитром для Набокова был только один Кончеев – Владислав Ходасевич» ( Толстой Ив. Ходасевич в Кончееве // В. В. Набоков: Pro et contra. СПб., 1997. [Т. 1] С. 805).

Ходасевич В. «Русалка». Предположения и факты // Современные записки. 1924. № XX. С. 345. Набоков, отстаивавший свободу писательского вымысла, по-видимому, не разделял предположение Ходасевича об автобиографичной составляющей «Русалки», которое было подвергнуто суровой и справедливой критике (см. Сурат И. Пушкинист Владислав Ходасевич. М., 1994. С. 56–58).

Ходасевич В. «Русалка». Предположения и факты. С. 348.

Набоков В. Собр. соч. русского периода. Т. 5. С. 443.

Любопытно, что пушкинская тема русалки, как показал Джулиан Коннолли, нашла затем применение и в «Лолите» (см.: Connolly J. Russian Cultural Contexts for Lolita // Approaches to Teaching Nabokov’s Lolita / Ed. by Z. Kuzmanovich and G. Diment. New York: The Modern Language Association of America, 2008. Р. 89–93), к которой от второй части «Дара» ведут и другие, уже отмеченные нами, сюжетные и тематические ходы.

Ходасевич В. <���Рец.> «Распад атома» // Ходасевич В. Ф. Собр. соч.: В 4 т. М.: Согласие, 1996. Т. 2. С. 416.

Иванов Г. Собр. соч.: В 3 т. М.: Согласие, 1994. Т. 2. С. 10. Примечательно, что в «Распаде атома» Тургенев как будто неслучайно помянут Ивановым в связи с этой протянутой писателем рукой: «Дантес убьет Пушкина, а Иван Сергеевич Тургенев вежливенько пожмет руку Дантесу, и ничего, не отсохнет его рука» (там же. С. 31).

Набоков В. Собр. соч. русского периода. Т. 5. С. 593.

Иванов Г. Собр. соч.: В 3 т. Т. 2. С. 31.

Там же. С. 31–32.

Там же. С. 15.

Ходасевич В. Собр. соч.: В 4 т Т. 2. С. 417.

Иванов Г. Собр. соч.: В 3 т. Т. 2. С. 30.

Там же. С. 32.

Набоков В. Лаура и ее оригинал / Пер., послесл. Г. Барабтарло. 2-е изд. СПб.: Азбука, 2014. С. 33.

Library of Congress / Manuscript Division / Papers of Vladimir Nabokov. Box 6. Folder 8.

Рукопись на обложке тетради озаглавлена автором. Более поздняя карандашная приписка: «и Русалка». Для настоящего издания текст заново сверен с рукописью, учтены некоторые замечания А. Долинина (см. Приложение ).

Этот персонаж (Михаил Михайлович) назван по имени русского писателя и путешественника Михаила Дмитриевича Кострицкого (1887 – после окт. 1941), автора исторических и приключенческих книг. Известно, что в 1939 г. Кострицкий жил в Фергане, в 1941 г. был осужден Военным трибуналом войск НКВД (Русские писатели 1800–1917. Биографический словарь / Под ред. П. А. Николаева. Т. 3. М., 1994. С. 106). Совпадение имени и фамилии едва ли может быть случайным в романе, настоящая героиня которого, по позднему замечанию Набокова, «русская литература», поскольку избранный Кострицким псевдоним, М. Д. Ордынцев-Кострицкий, под которым он приобрел известность до революции, сближается с фамилией Федора Годунова-Чердынцева. В художественном же отношении Ордынцев и Чердынцев столь же далеки друг от друга, как в нравственном – племянник Щеголева Кострицкий и писатель Федор Годунов-Чердынцев.

Вычеркнуто: «отряхнул папиросу».

Было: «годах».

Далее следовало: «Очень приятно будет, если переселится в Париж».

Вычеркнуты другие варианты: «с вашей матушкой, ее-то я вовсе не знаю или, может быть, мельком видел в детстве»; «Вот с вашей матушкой… позвольте, нет, кажется, ни разу не довелось встретиться, если мне память не изменяет, что к сожаленью <���…>».