Дмитрий Быков - Советская литература - мифы и соблазны [litres]

Один из главных блоковских приемов воздействия на читателя – это гениальное нащупывание тех порталов, тех точек связи, через которые человек соединяется с потусторонним. Лишь в детстве, когда все мы волшебники, когда мы существуем в мире сказок, когда мир постоянно нам подсказывает: вот здесь будет чудо, здесь тайна, туда не ходи, здесь опасное место, здесь не появляйся, – мы ловим вибрации потустороннего, но только Блок остался ребенком, вечно их ловящим. Это сумерки, когда тени начинают плясать и в тенях этих читаются скрытые послания. Это вьюга, метель, когда ничего не видно и ожидаешь в этой метели либо встречу с возлюбленной, либо встречу со смертельным врагом. Детские воспоминания о высокой траве, в которой тонешь, как в море, которая, как лес, обступает тебя со всех сторон, – это же у каждого есть, но один Блок сумел сделать из этого лирику, пробивающую нас до сих пор:

Этот колокольчик в траве, который одновременно и колокол, и цветок, эта густая трава, которая тебя обступает, эти синие курчавые русские тучи из книжных иллюстраций Билибина – тот детский опыт, к которому безошибочно апеллирует Блок, и мы сразу попадаем в это детское состояние, состояние печальное, кроткое, магическое. Это и есть те порталы, которые у Блока расставлены то тут то там, которые нас мгновенно переносят в детство. Ведь у каждого из нас есть страшный детский опыт пробуждения среди ночи, когда мы подбегаем к окну и вглядываемся в темноту. Город ночью другой, он обитаем другими сущностями, в нем горят страшные белые фонари и ходят люди, не похожие на дневных, в нем царит страшная безысходность, потому что никогда не известно, наступит ли утро:

Это детское зрение, детское восприятие мира именно потому, что безысходность-то кажущаяся. Ничего, в сущности, ужасного за окном не происходит. Но это ужас ребенка, увидевшего ночь.

Блок – ребенок, который выдумывает себе сказку вокруг всего. Это великолепный прием. Все дети с воображением населяют необычными сущностями свою жизнь. Это абсолютно детская способность навертеть как-то, насочинять себе чудесных кружев вокруг очевидных вещей. Именно на детском отвращении к миру, на отвращении книжного подростка, на его сказках и на вечном противоречии между миром и этими сказками стоит очарование «Незнакомки». Не потому, что это эвфонично и благозвучно и безупречно, а потому, что это наш детский опыт выдумывания сказки вокруг отталкивающей реальности. Это наши одиннадцать – двенадцать лет, когда:

И пьянство Блока, о чем столько разговоров, – пьянство веселое и детское, это еще одна игра. Сидит человек в ресторане в Озерках и понимает, что, если он просидит здесь еще минут десять и не выдумает себе чего-то, его от омерзения просто вывернет наизнанку:

А дальше с интонацией ребенка, рассказывающего страшное, он начинает:

Вот это неожиданное видение непонятного существа среди кабака, то, что потом и в пьесе «Незнакомка» сделано замечательно: звезда упала – девушка явилась, – и есть детский способ магического преображения реальности.