К 1974 году относится его диптих «Очи черные». Первая часть прозвучала в фильме Иосифа Хейфица «Единственная» (1975) по замечательному рассказу Павла Нилина «Дурь», где Высоцкий играл отвратительного завклубом и где ему удалось протащить песню «Во хмелю слегка…». Но интересна-то в этом диптихе вторая часть «Старый дом»:
Что за дом притих, погружен во мрак,
На семи лихих продувных ветрах
Всеми окнами
Обратясь в овраг,
А воротами —
На проезжий тракт?
Тема построения нового дома взамен прежнего, тема вырождения у Высоцкого возникла давно. Но как по-разному трактуется эта модная московская тема 1960–1970-х годов! Вот окуджавовская ностальгия про опустевший дом:
Дом предназначен на слом. Извините,
Если господствуют пыль в нем и мрак.
Вы в колокольчик уже не звоните.
Двери распахнуты. Можно и так.
Все здесь в прошедшем, в минувшем и бывшем.
Ночь неспроста тишину созвала.
Серые мыши, печальные мыши
все до единой ушли со двора.
Где-то теперь собралось их кочевье?
Дом предназначен на слом. Но сквозь тьму,
полно таинственного значенья,
что-то еще шелестит по нему.
Мел осыпается, ставенка стонет.
Двери надеются на визит.
И удивленно качается столик.
И фотокарточка чья-то висит.
<���…>
Ну-ка, взбежим по ступенькам знакомым!
Ну-ка, для успокоенья души
крикнем, как прежде: «Вы дома?.. Вы дома?..»
Двери распахнуты. И – ни души [104] «Старый дом», 1964 г.
.
Высоцкий пишет свою «Песню-сказку о старом доме на Новом Арбате» (1966). Это еще более жестокое произведение, настоящий поэтический триллер:
И вот рабочий – тот, что дом ломал, —
Ударил с маху гирею по крыше,
А после клялся, будто бы услышал,
Как кто-то застонал
Жалобно, жалобно, жалобно в доме.
И на этом кончилось что-то главное.
И скоро здесь по плану реконструкций
Ввысь этажей десятки вознесутся – бетон, стекло, металл…
Весело, здорово, красочно будет.
Но только жить в этом будет нельзя. Потому что это дом, из которого ушла душа. Как пишет Высоцкий во второй части диптиха:
Траву кушаем,
Век на щавеле,
Скисли душами,
Опрыщавели.
А когда же это началось?
…Видать, был ты долго в пути
И людей позабыл. Мы всегда так живем! —
отвечают страннику хозяева старого дома.
Поразительно, до какой степени точно Высоцкий угадал картину вырождения, измельчания постперестроечной, да и сегодняшней России:
Да еще вином
Много тешились, —
Разоряли дом,
Дрались, вешались.
<���…>
И припадочный малый – придурок и вор —
Мне тайком из-под скатерти нож показал.
Только сейчас придурок и вор уже не нож покажет, а донос или очередную духовную скрепу:
Испокону мы —
В зле да шепоте,
Под иконами
В черной копоти.
Старый дом – дом, в котором нет больше души. И герой Высоцкого, «башку очертя», отправляется искать место, «где поют, а не стонут, / где пол не покат», «И где люди живут, – и как люди живут».
Да, нынешняя Россия омерзительна, но у нас есть память о великих делах, о великих победах, и мы когда-нибудь еще будем прежними. Хотя я уверен, что мы прежними уже никогда не будем, но так хочется подхватить эту тему Высоцкого! Нет, мы можем! Нет, мы должны!
До чего ж вы дошли:
Значит, что, мне – уйти?
Если был на мели —
Дальше нету пути?! [105] «Баллада о брошенном корабле», 1970 г.
Да нет, всем есть путь, разумеется! Да, мы сейчас на мели, но потом:
Всем нам хватит земли,
Этой обетованной, желанной —
И колумбовой, и магелланной!
Вот на этом посыле изначальном, что страна может и должна быть себе равна, что где-то в нас еще живут идеальные резервы будущего преображения, – на этом весь Высоцкий. На памяти о войне, о великих исторических параллелях, которые у него присутствуют постоянно. Но ностальгией по прекрасным и правильным временам проникнут и блатной цикл Высоцкого, цикл, который я ставлю выше его военно-патриотического цикла.
Виктор Пелевин когда-то сказал:
– Сегодня в России сакральные тексты могли бы быть написаны только на блатной фене, потому что это последний язык, за неправильное пользование которым могут убить.
Иными словами, блатной язык – это последняя сакральность. Звучит ужасно, но тем не менее блатные песни Высоцкого – это песни о том мире, где добро и зло еще что-то значат, где живут еще настоящие чувства. Конечно, Высоцкий прекрасно понимает, чего стоят все эти чувства, чего стоит жалобная, всегда слезливая блатная романтика:
Читать дальше