Нина Брагинская - Кто такие мирмидонцы?

Термин μύρμηξ или μύρμος – муравей – не имеет общепризнанной этимологии, хотя во многих индоевропейских языках, включая русский, это насекомое носит имя, которое может быть возведено к корню mur-/momr- (c различными огласовками). Курциус писал, что этот корень нигде не обнаруживает себя в глаголе, но можно было бы ожидать для него значение «роиться», и относил сюда же слово μυρίοι [15] Curtius G. Principles of Greek Etymology. 5 ed., L., 1886. V. II, p. 408 (338). . Соотнесение с μυρίοι представляется нам очень интересным, а относительно глагола мы позволим себе высказать далее свои предположения. Итак, μυρίοι обозначает очень большое число и специально 10 000. Такое значение не могло, конечно, быть исходным. Прежде чем стать числительным, слово характеризует не столько счетные множества, сколько «бессчетные», и вообще «объемы», как например, μυρίοις ὄνος – огромный осел (Od. 15. 452). Часто μυρίοι используется для описания неисчисляемых «количеств», так сказать псевдоколичеств и «объемов психики», психических состояний: сильной, «великой» скорби, боли, печали, траура (II. I. 2, 18. 88, 20. 282, 24. 639). Шантрен предполагает, что μυρίοι восходит к экспрессивному слову со значением «vaste comme les flots de la mer», и сравнивает μυρίοι с μύρομαι, πλήμυρα, ἁλιμυρήεις [16] Chantraine, p. 723. . Таким образом, мы возвратились к семантике первой описанной нами группы, связанной с бурным движением и кипением воды. Возможно это и есть «следы» того глагола со значением «роиться», «кишеть», которого недоставало Курциусу [17] Сознательно или нет, Курциус мог иметь в виду немецкий глагол kribbeln – «кишеть», и в то же время «зудеть», «чесаться» (ср. ein kribbeliges Gefühl – «мурашки»), семантика которого исключительно «подходит» для гипотетического греческого глагола, а как параллельный семантический комплекс подкрепляет наши дальнейшие рассуждения. . Кишащее (кипящее, бурлящее) множество как внутренняя форма термина мирмек для обозначения мелких насекомых, живущих большими колониями, вполне понятна. Между тем это, видимо, не единственная реализация исследуемого семантического инварианта в форме μύρμηξ. Тем же словом назывались, кроме того, подводные скалы, скорее всего из-за кипения над ними бурунов. Правда, Геродот (Hdt. 7. 183) говорит о конкретной скале, носящей имя Мирмек. Нельзя однако не заметить, что подводных камней с таким странным именем многовато (ср. Lyc. 878, Plin. HN 5. 119: scopuli myrmeces); и, наконец, у Гесихия (s.v. μύρμηκας) мы находим то же слово уже в качестве не собственного, а нарицательного имени. Другое дело, что уже в античности родовое имя мирмек («кипун») для подводных камней могло осмысляться как индивидуальный топоним «Муравей» (так и современные переводчики античных авторов «узнают» в камнях-мирмеках Муравья). В скалах-мирмеках тем более нет нужды видеть «муравьев», что обозначение самого этого насекомого не привязано жестко к основе с суффиксом ἐκ-. В дорийском диалекте муравей – это μυρμηδών, то же слово, а не производное от μύρμηξ, обозначает, по Гесихию, и муравейник . Наконец, у Ликофрона и муравей , и подводная скала – совсем не μύρμηξ, а μύρμος (176 и 890).

В то же время группа лексем с основой на myrmek обозначает психическое и физическое беспокойство, дрожь, зуд, обмирание, обморок от холода и испуга и всякого рода мурашки [18] См. Μυρμεκία – Hipp. Liqu. 4, Ph. 2. 225; Dsc. 1. 68, Heliod. ap. Orib. 45. 14. 1, Poll. 4, 195. Νάρκη· μυρμηκίασις, ὀκνηρία (Hesych.), cp. Archig. ap Philum. Ven. 14. 2, μυρμηκίζω – Gal. 8. 553 al., Ruf. Syn. Puls. 8. 11, Aet. 12. 48. Cp. лат. formica и formicatio – мурашки, нервный зуд , formicabilis pulsus – слабый и частый пульс , formico – ощущать нервную дрожь . . По нашему мнению, нет никакой необходимости считать, как это обычно делается, все эти слова производными от муравья-мирмека. Муравей и мирмек, мурашки и все эти дрожи, испуги и обмирания имеют общую семантику и общее происхождение, но нет нужды выводить ни мурашки из муравьев, ни муравьев из мурашек. Несчетное, кишащее, самодвижущееся множество... Добавим сюда уже знакомые нам коннотации страха – и без обращения к образу муравья получим в психофизическом аспекте зуд, беспокойство, дрожь, раздражение .

Итак, рассмотрев слова с корнем mor-/myr-, mormyr-, morm- и myrm-, мы можем попытаться вывести семантический инвариант для этих достаточно далеко разошедшихся терминов. Это кишащее множество, вызывающее страх или составляющее самое психическую «субстанцию» страха – дрожь, трепет. Субъективное (ощущение страха-дрожи) и объективное (внушающее страх мелкое движение неисчисляемого, так сказать, «неквантитативного» множества) на известной стадии развития языка совпадают.