Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

Встреча писем и встреча желаний, взаимный жест, встреча – меня поразила” (45, с. 158–159).

С. 321 Потом он пригласил меня быть шафером на его свадьбе. – В тот же самый день . – Сравните в “Воспоминаниях о Блоке” Белого:

“В 1903 году, в конце марта, А.А. посылает любезное приглашение мне быть невестиным шафером на свадьбе его, долженствующей состояться в июле иль в августе в Шахматове; такое же точно письмо получает С.М. Соловьев. Соглашаемся мы. А весной обрывается переписка: А.А. перед свадьбою с матерью едет в Наугейм; государственные экзамены поглощают время мое; наконец, они окончены; мы с отцом собираемся ехать на Черноморское побережье. Внезапно отец умирает (от жабы грудной); переутомление, горечь внезапной утраты меня убивают; решают, что нужен мне отдых; и, уезжая в деревню, отказываюсь от участия в свадьбе. Но первая половина июня окрашена снова поэзией Блока; я помню, что в день, когда мы хоронили отца, появляется от Мережковских из Петербурга Л.Д. Семенов, студент, с демагогическими наклонностями, реакционно настроенный, но весь проникнутый темами Блока” (там же, с. 173).

С. 321 Помните, у Лермонтова… – …поправляется он. – “Я слыхал, что свадьбы, которые бывают в один день с похоронами, несчастливы” (204, т. 4, с. 237).

С. 321–322– Мы с Сашей познакомились только зимой… – …уничтожал, вычеркивал меня. – Сравните в “Воспоминаниях о Блоке” Белого:

“Мне помнится: в январе 1904 года <���…>, в морозный, пылающий день раздается звонок. Меня спрашивают в переднюю; – вижу: стоит молодой человек и снимает студенческое пальто, очень статный, высокий, широкоплечий, но с тонкой талией; и молодая нарядная дама за ним раздевается; это был Александр Александрович Блок, посетивший меня с Любовью Дмитриевной.

Поразило в А.А. Блоке – (то первое впечатление) – стиль: корректности, светскости. Все в нем было хорошего тона: прекрасно сидящий сюртук, с крепко стянутой талией, с воротником, подпирающим подбородок, – сюртук не того неприятного зеленоватого тона, который всегда отмечал белоподкладочников, как тогда называли студенческих франтов; в руках А.А. были белые верхние рукавицы, которые он неловко затиснул в руке, быстро сунув куда-то; вид его был визитный; супруга поэта, одетая с чуть подчеркнутой чопорностью, стояла за ним; Александр Александрович с Любовь Дмитриевной составляли прекрасную пару: веселые, молодые, изящные, распространяющие запах духов. Что меня поразило в А.А. – цвет лица: равномерно обветренный, розоватый, без вспышек румянца, здоровый; и поразила спокойная статность фигуры, напоминающая статность военного, может быть, – «доброго молодца» сказок. Упругая сдержанность очень немногих движений вполне расходилась с застенчиво-милым, чуть набок склоненным лицом, улыбнувшимся мне (он был выше меня), с растерявшимися очень большими, прекрасными, голубыми глазами, старательно устремленными на меня и от усилия разглядеть чуть присевшими в складки морщинок; лицо показалось знакомым <���…>.

Это первое впечатление подымало вопрос: «Где ты видел его?» И казалось, что должен бы был дать ответ себе: «Видел духовно, в стихах». Нет, – тот образ, который во мне возникал из стихов, соплетался сознанием с образом, возникавшим во мне неизменно: с фигурою малого роста, с болезненным, белым, тяжелым лицом, – коренастым, с небольшими ногами, в одежде, не сшитой отлично, с зажатыми тонкими, небольшими губами и с фосфорическим взглядом, вперенным всегда в горизонт, очень пристальным, очень рассеянным к собеседнику; я, разумеется, видел А.А. с перечесанными назад волосами; не думал, чтоб он был такой <���…>.

А курчавая шапка густых чуть рыжеющих и кудрявых, и мягких волос, умный лоб – большой, перерезанный легкою складкой, открытый, так ласково мне улыбнувшийся рот и глаза, голубые, глядящие вовсе не вдаль с чуть сконфуженной детскостью, рост, эта статность, – нет, все это было не Блоком, давно уже жившим во мне, «Блоком» писем интимнейших, «Блоком» любимых стихов, мной затверженных уже два года. Скажу: впечатленье реального Блока, восставшего посредине передней арбатской квартиры (мне Блок рисовался на фоне заневских закатов, на фоне лесов, у горы) – впечатление застало врасплох; что-то вовсе подобное разочарованию подымалось” (45, с. 187–189).

С. 322 …у вас были звездные глаза, опахала-ресницы… – Сравните в мемуарах Б. Зайцева о Белом: “Особенно глаза его запомнились – не просто голубые, а лазурно-эмалевые, «небесного» цвета <���…>, с густейшими великолепными ресницами, как опахала оттеняли они их” (141, с. 79).