Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

С. 85 Поэт Пяст, например, всю зиму носил канотье и светлые клетчатые брюки… – Выразительный внешний облик поэта-символиста и теоретика стиха Владимира Алексеевича Пяста (Пестовского; 1886–1940) описывали многие мемуаристы, рассказывавшие о литературной жизни Петрограда эпохи военного коммунизма. Приведем здесь фрагмент из воспоминаний Ходасевича 1932 г., в котором, впрочем, упомянуто не канотье (французская соломенная шляпа жесткой формы), а меховая шапка:

“Это был высокий, довольно плотный человек, с красивым и породистым лицом. На ходу, тяжело ступая, он откидывал назад горбоносую, высоколобую голову в финской ушастой шапке. Нищета его в эту пору была ужасающа. Он жил в полуподвале Дома Искусств; в сырости и морозе. Зимой он ходил почти босиком, в каких-то остатках обуви, прикрученных веревками. Носил рыжую меховую куртку, из-под которой виднелись серые клетчатые штаны – последний остаток лучших времен. Эти штаны были достопримечательностью советского Петербурга, их называли «пястами». Летом 1921 года покойный серапионов брат Лунц по поручению владельца обменял их в Псковской губернии на полпуда ржаной муки” (385, с. 3).

Шляпа, но не канотье Пяста упоминается в мемуарном очерке Г. Иванова того же 1932 г.: “…неизменные его шотландские штаны были в бахроме и пятнах, и рыжая широкополая шляпа стала еще рыжей, и замысловатый изгиб ее полей еще замысловатее” (157, т. 3, с. 346). Сравните, впрочем, в еще одном мемуарном фрагменте из Г. Иванова: “Пяст, поэт-дилетант, лингвист-любитель, странная фигура в вечных клетчатых штанах, носивший канотье чуть ли не в декабре ” (там же, с. 161).

С. 86 Леночка уже большая девочка, бегает, шумит и капризничает. Она и Левушка, как две капли воды, похожи на меня. – Упоминаются дочь Гумилева и А.Н. Энгельгардт Елена Николаевна Гумилева (1919–1942) и сын Гумилева и Ахматовой Лев Николаевич Гумилев (1912–1992).

С. 86 Отец – как-то совсем неприложимо ко мне. Совсем не подходит. – Сравните в мемуарах Иды Наппельбаум: “Николай Степанович был небрежным мужем. Он не очень-то стремился, чтоб его семья находилась поблизости. Помню, в этот период писателям выдали ордера на получение со склада чего-нибудь из одежды. И большим событием оказалось, что Николай Степанович взял на складе шерстяной материал на платье для жены. Об этом говорилось, как о большом, непривычно-широком его жесте” (137, с. 184).

С. 86 Peut-on jamais guérir de son enfance? – Чуть переиначенная последняя строка самого известного стихотворения французской поэтессы и романистки Люси Деларю-Мардрюс (Lucie Delarue-Mardrus; 1874–1945) “Родной аромат” (“L’odeur de mon pays е́tait dans une pomme…”). У Деларю-Мардрюс: “Et qui donc a jamais guе́ri de son enfance?”. В. Брюсов перевел эту строку так: “Да кто же мог когда от детства излечиться!” (72, с. 77).

С. 87 Больше, чем моего старшего брата. – Речь идет о Дмитрии Степановиче Гумилеве (1884–1922), который был старше Николая Степановича на два года.

С. 87 Как любит только мать / И лишь больных детей. – Чуть переиначенная финальная строка “Третьего мучительного сонета” Иннокентия Федоровича Анненского (1855–1909):

(14, с. 91)

С. 89 …как и гусаром Смерти… – Во время Первой мировой войны Гумилев служил в пятом гусарском Александрийском полку (354, с. 284). Прозвище “гусары смерти” или “гусары мертвой головы” (нем. Totenkopfhusaren) с гордостью носили два прусских гусарских полка. У Гумилева есть шуточное стихотворение 1917 г., написанное по мотивам картины М. Авилова “Гусары смерти в плену”: