Алла Прокофьева - Литературная жизнь Оренбургского края во второй половине XIX века. Краеведческие материалы

…Обреченные своим жалким воспитанием на постоянную праздность, уралки – главные хранительницы старины, главные поклонницы предания. Ими держится весь нравственный кодекс уральца.

Казаку некогда погружаться в тонкости догматической полемики, некогда думать в походе о том, войдет ли он в царствие небесное, если сбреет для удобства или по приказу начальства бороду и выкурит товарищества ради трубку. Пока он был на службе, пока не воротился домой, к своим пенатам, то есть к большой вроде церковного иконостаса божнице с родовыми темными иконами в дорогих окладах, он молился, когда приходилось, во всех церквях.

Тут, дома, начинает обвевать его воздух далекого детства и воскрешает перед ним всю фантастически измененную годами обстановку этого детства…

…Казак так долго странствовал вдали от родного крова, что и у самого кудри пробила уже седина, и жена его смотрит бабушкой, и молодцы его ходят по вечеркам – играть с девками в фанты и в веревочку и петь песни. «Пора остепениться!» – думает казак, слушая рассудительные речи жены и тетушки мастерицы, которая тоже стала «по старости аки бабушка».

Он отдает в домашний гардероб свой служилый мундир, облекается в просторный хивинский халат, уничтожает свои трубки (в доме никогда не пахло проклятым зельем), строго держит все большие и малые посты, начинает читать книги домашней душеспасительной библиотеки, помещенной в шкапчике под «божьим» и уже с сердитым недоверием смотрит на книги беззастежные, светские, проникается описанною Денисом Виноградовым многострадальною жизнью соловецких и стародубских старцев и скитников, мало-помалу вступает и сам в прения, что новые книги все в никоновских лепешках и наконец умирает, напутствуемый таинственным попом, и хоронят его, как деда, в белой до пят рубашке, с желтою бородой по пояс, и отпевают его старцы и черницы, и дети его поедут в скит заказывать сорокоус по душе его и будут живо помнить свою юность, чтобы, как отец, вернуться к ней душой и бытом в старости.

Вот отчего, от этой замкнутости семейной жизни, от этого отчуждения женщины, так живуч здесь раскол. Поэтому делом первой важности было бы образование женщин – по «беззастежным книгам», скажем мы, употребляя их же выражение.

…Только общее образование может благотворно действовать и на раскол, который так беспокоит многих, хотя вовсе не потому, что служит задержкой прогрессу. Меры насильственные не могут тут помочь: как меха, они не тушат, а раздувают огонь. Если для образования нужно много времени, то для терпимости, которая быстро может очистить ему дорогу, давно пришла пора. Прежде всего должна исчезнуть мера, всего более, по моему мнению, раздражающая и разжигающая фанатизм раскола, а именно – запрещение строить часовни, давать им форму церквей и ставить на их крест. С отменением этого запрета раскольничья пословица «Христос терпел и нам велел!» скоро бы вышла из употребления и перестала бы служить главною опорой всех фанатических мудрствований.

Особенно ранит всех то, что, например, вчера запечатали или сломали здесь раскольничью часовню, а завтра возводится рядом магометанская мечеть особой архитектуры, с высоким минаретом, с которого азанчей будет громогласно, на всю окрестность, призывать «правоверных» к молитве. В Оренбургском краю мечети сплошь и рядом. Раскольничье население везде почти смешивается или граничит с магометанами, и часто поблизости новой горделивой мечети увидите вы деревянный надмогильный крест на месте стоявшей тут и сломанной по распоряжению земной полиции часовни…

…И высший слой казачества, так называемые чиновники, от хорунжего, пожалуй, хоть от генерал-майора, вследствие крайнего неразвития своего остаются горячими партизанами «старой веры», а потому и не допускают крутых мер. Бритье бороды и даже присоединение к единоверию большею частью ничего не доказывают: борода будет отрощена под старость, и не удобства ради, а по принципу, и официальное посещение единоверческой церкви не исключает молитв в потаенных часовнях…

…Встречая всюду в земле уральского войска еще очень крепкие и живучие остатки старины и в понятиях и в домашнем быту, невольно ожидаешь найти здесь больше, чем где-нибудь в России, древних преданий, былин и песен. Напротив, казаки очень бедны ими. Из песен больше всех отличается старым характером песня про Яикушку. Она любимая у уральцев и на редкой казачьей сходке после рыболовства не услышите вы ее. Вот она: