Геннадий Прашкевич - Перечитывая Уэллса

Сохранилась фотография Уэллса, сделанная в 1869 году: рядом с Фрэнком, старшим братом (это он впоследствии подсказал брату идею романа «Война миров»), сидит в креслице маленький Герберт. Он в платьице, в отличие от мальчишеского костюмчика Фрэнка (в книгах о великих людях XIX века часто можно видеть подобные фотографии). А вот еще одна: нагловатый рыжеусый джентльмен в котелке, чрезвычайно обыденный на вид. Трудно соотнести эти фотографии с образом автора «семи знаменитых романов», скажем, с той же «Войной миров» – кстати, первым попавшим когда-то мне в руки. Томик был иллюстрирован поистине чудесными иллюстрациями художника Альвэм-Коррэа. Книгу эту можно перелистать, подготавливая себя к чтению, дивясь необычным подписям.

«Астроном Ловелл заметил поток раскаленных газов…»

На черно-белой иллюстрации изображалась загадочная планета Марс, густо иссеченная каналами, отмеченная загадочной огненной вспышкой.

«Цилиндр имел вид вкопанного в землю старого газометра…»

Сочетание упавшего с неба цилиндра и какого-то неизвестного мне старого газометра странно волновало.

«Марсианин держал генератор теплового луча…»

Взбесившийся треножник в металлической шляпе, похожей на шляпы китайских кули, нёсся в сторону уткнувшегося в берег колесного парохода.

«Дома стали казаться призраками, глядящими на меня тысячами очей…»

Мертвый Лондон, тщательно и не раз описанный Уэллсом. Странное ощущение непреходящего ужаса и восхищения.

И все же одна из последних иллюстраций излучала истинный оптимизм.

«Осмотр машин, оставленных марсианами, дал замечательные результаты…»

Сохранились и другие фотографии молодого Уэллса. Вот он в Нормальной школе Южного Кенсингтона – с человечьим черепом в правой руке, а левую руку положил на скелет человекообразной обезьяны. А вот 1895 год – задумчивый усатый молодой человек в домашней куртке, с пером в руке…

Да, с пером! И с листками рукописи!

«Человек творческого труда – это не обычное существо, он не может и не испытывает ни малейшего желания жить как все нормальные люди. Он хочет вести жизнь необычную». Так позже написал сам Уэллс в своей замечательной книге «Опыт автобиографии». Подзаголовок книги звучал непривычно: «Открытия и заключения одного вполне заурядного ума (начиная с 1866 года)». Мне явственно слышится в этом отзвук превозносимого Уэллсом Чарльза Дарвина («Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение избранных пород в борьбе за существование»). На собственном примере Уэллс попытался показать, как развивается отдельный человек – в обществе. В своих книгах, кстати, он выделил множество отдельных видов человека , которые, по его мнению, живут среди нас, часто никак не способствуя процветанию человечества, и даже напротив, ограничивая его развитие, его свободу. А ведь для того, чтобы мыслить, развиваться и познавать мир, нужна свобода.

Уэллс всю жизнь добивался свободы.

И, несомненно, достиг в этом больших успехов.

«Чем дольше я живу, – писал он, – тем более проясняется и год от года крепнет во мне желание стать выше элементарных житейских потребностей, сосредоточиться по возможности на чем-то главном… И в этом я вижу не только основную линию моего жизненного поведения, желание найти выход из собственных затруднений, но и ключ к преодолению препятствий, стоящих на пути большинства ученых, философов, художников и вообще всех творческих людей, мужчин и женщин, погребенных под грузом повседневности. Подобно доисторическим амфибиям, мы все, можно сказать, пытаемся выбраться на воздух из воды, где доселе обретались, научиться дышать по-новому, освободиться от всего общепринятого, ранее не подвергавшегося сомнению».

И далее: «Жить без надежды продолжить дело, для которого, думаю, я предназначен, мне представляется в высшей степени бессмысленным. Не хочу сказать, что повседневность, которая в свое время казалась мне бесконечно интересной, все эти сшибки и борьба индивидуальностей, музыка и красота, путешествия и встречи с людьми, новые земли и необычные зрелища, работа ради успеха и игра ради игры, и юмор, и радость выздоровления, привычные удовольствия и среди них самое ощутимое – удовольствие потешить свое тщеславие, безвозвратно канули в Лету. Во мне по-прежнему живет чувство благодарности за все, что дает нам жизнь. Но я уже сполна насладился этим и жить во имя получения бо́льших благ отказываюсь».