Нора Галь - Слово живое и мертвое

Не только в газетных статьях и очерках, но и в рассказах, и в романах счету нет этим самым интуициям , результатам и моментам , всевозможным дефектам , фиаскам и апогеям .

Особенно легко эта словесная шелуха проникает в перевод. Переводчику непозволительно забывать простую истину: слова, которые в европейских языках существуют в житейском, повседневном обиходе, у нас получают иную, официальную окраску, звучат «иностранно», «переводно», неестественно. Бездумно перенесенные в русский текст, они делают его сухим и казенным, искажают облик ни в чем не повинного автора.

И вот скромные домашние хозяйки, трехлетние карапузы, неграмотные индейцы, дворяне, бюргеры, бедняки, бродяги, легкомысленные девчонки – все без разбору, во все века и эпохи, при любом повороте судьбы, в горе, радости и гневе, объясняясь в любви, сражаясь и умирая, говорят одним и тем же языком:

«Передо мной встает проблема …»

«Это был мой последний шанс …»

«В этот роковой момент …»

И читатель не верит им, не видит и не ощущает ни радости, ни горя, ни любви. Потому что нельзя передать чувство языком протокола.

Вот тут и должен стоять на страже редактор! Нет, не писать за переводчика, а просто отметить слова-канцеляризмы грозной редакторской «галочкой» на полях. Ведь любому грамотному человеку нетрудно самому избавиться от этих словечек, найти простейшую замену:

«Передо мной трудная задача …»

«Это была моя последняя надежда …»

«В эту роковую минуту …»

Нет, право же, трудно сочувствовать героине современного романа, если, огорченная неладами с любимым человеком, она не пытается понять, что произошло , а начинает анализировать ситуацию . Пожалуй, читатель не посочувствует, а усмехнется или зевнет. И как легко вовсе обойтись без этой самой ситуации ! В крайнем случае довольно сказать – обстановка , положение . Не надо анализировать , можно оценить , взвесить , обдумать .

И в минуты сильного волнения, внезапного испуга или горя куда вернее человеку потерять не контроль (controls), а власть над собой , самообладание , утратить хладнокровие , даже – потерять голову !

Если о герое сказано, что once more he was optimistic, перевести надо не «он вдруг опять загорелся оптимизмом », а хотя бы: он снова воспрянул духом . Неуместно во внутреннем монологе: он на все смотрит слишком пессимистически . Вернее – смотрит слишком мрачно , все видит сквозь черные очки …

И очень плохо – «он ощутил глубокую депрессию ». В подлиннике-то depression, но по-русски все-таки уныние , а еще лучше просто: он совсем пал духом .

Женщина в трудную минуту немногими обыденными словами резюмировала то, что было у нее на душе, а надо бы: выразила , высказала .

Человека, одержимого мучительной, неодолимой страстью, на миг «охватило чувство какой-то экзальтации ». Право, ничуть не менее выразительно прозвучал бы самозабвенный восторг .

«Теперь, вооруженная… любовью, она прекрасно видела все возможные ходы, все соблазны и альтернативы . Интуиция подсказывала ей…» Неужели о чувствах, о глубинных душевных движениях не лучше сказать: она видела все соблазны и распутья , чутье подсказывало ей…

«Но с годами такого рода импульсы значительно потеряли в силе», – говорит старик, которому не грех бы выразиться проще: Но с годами такие порывы почти утратили надо мной власть.

Другой герой действует, «повинуясь внезапному импульсу ». Не лучше ли – побуждению , порыву или даже просто – неожиданно для себя ?

Или вот о взаимоотношениях сестры с братом: «Выслушивая его проекты , она всегда умела подсказать какую-нибудь дополняющую или улучшающую их деталь ». А вернее: Что бы он ни задумал , она всегда умела подсказать какую-нибудь мелочь , от которой его планы становились еще полнее и лучше.

Из разговора тех же сестры с братом о старике-отце: «Все же нам следует относиться к нему с максимальной снисходительностью , в последнее время я замечаю в нем разительную перемену».

Не естественней ли живому человеку сказать: «Нам надо быть как можно снисходительнее к нему, в последнее время он очень переменился»?

Мать боготворила новорожденного сына: «Видимо, он был для нее компенсацией за все, что она утратила». А по-человечески верней бы: он был для нее наградой , он вознаградил ее за все, или, наконец, – возместил ей все, что она утратила.