Вино по-разному употребляется в литературе. Но всегда не само по себе. Именно поэтому вино едва ли можно рассматривать в качестве отдельного, самостоятельного мотива в литературном тексте. Либо следует оговаривать и разграничивать разные способы употребления вина: так сказать, мотивированные и не мотивированные, — либо придется признать мотивом в литературе все, что ни попадается под руку: метафору, сюжетную характерологическую деталь и даже карту вин того или иного писателя, реконструируемую не по мемуарной литературе (что было бы корректно, но не имело бы отношения к литературному тексту), а по его произведениям (что абсолютно некорректно, даже если карты вин В. Ерофеева и Венечки совпадают; а ведь не совпадают!). Такое признание мотивом в литературе всего, что ни попадается под руку, думается, было бы не верно.
О. Г. Лазареску. Петрозаводск
Вино и традиции европейского сознания (культурного «самоопределения») в «Пире во время чумы» А. С. Пушкина
Художественное пространство «Пира во время чумы» представляет собой сложную систему взаимоотношений основополагающих начал мира и человеческой жизни. Статика и динамика, постоянство и изменчивость, замкнутость и разомкнутость, ограниченность и неограниченность как способ существования и образ мышления — те проблемы, к которым Пушкин вновь обратился осенью 1830 года. С особой силой драматизм взаимоотношений бытийных начал воплотился в ценностных установках героев, связанных с двумя культурно-мировоззренческими типами — эллинским и библейским. [48] См.: Аверинцев С. С. Порядок космоса и порядок истории // Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1997. С. 88–113; Лейтон Л. Г. Круговой ход в структуре и стиле романа «Евгений Онегин» // Новые безделки. Сборник статей к 60-летию В. Э. Вацуро. М., 1995–1996. С. 385–400.
Эллинский тип воспроизводит круговой вид движения, фиксирующий мир в его статичных формах и состояниях. В пьесе Пушкина он совпадает с сознанием пирующих. Библейский тип воспроизводит линейный вид движения, фиксирующий мир в его динамике, изменчивости. В пьесе он совпадает с сознанием Священника и его спутников.
Образ мышления пирующих связан с пространственной упорядоченностью мира, симметричным расположением его частей и элементов, различными видами пространственной фиксации явлений. Напротив, мировосприятию Священника чужды выверенные, просчитанные представления о миропорядке. Священник и его единомышленники вверяют себя тайне жизни и смерти — в ожидании обетованного будущего, вечной жизни, жизни в «небесах». Такую позицию можно охарактеризовать как временное переживание реальности, в отличие от пространственного переживания реальности пирующими.
Вальсингам очерчивает общество пирующих плоскостным пространством «круга», который создает иллюзию замкнутого, отгороженного пространства, «край» которого граничит с «бездной», смертельной опасностью, Чумой. В центре этого «круга» — накрытый стол — «приют пиров ничем невозмутимых» [49] Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Л., 1949. Т. 5. В дальнейшем все ссылки на текст «Пира во время чумы» даются по пятому тому этого издания с указанием в скобках (арабской цифрой) страницы.
(417). «Круг» является и формой нивелировки времени. Наиболее отчетливо это выражается в системе временных дублей, обнаруживающей себя как в поэтической декларации пирующих — гимне Вальсингама, так и в действительности самого пира. В гимне — единственное временное обстоятельство — «когда», которое дублирует происходящее в данный момент — «теперь»: «Царица грозная, Чума Теперь идет на нас сама» (418). Это дублирование времени помогает автору гимна очертить и упорядочить символические топосы, через которые проходит человек на своем пути: «дом» («камины», «окошко», «балы»), природа («океаны», «ураганы»), всевозможные стихии. «Аравийский ураган», аналогом которого являются «косматые дружины морозов и снегов», — символ вневременного, статичного состояния, некая исходная и конечная точка круговращения природы, мира. Место здесь поглотило время. Глагольная форма инфинитива также коррелирует формы времени, переводит время в некую статическую структуру: «Что делать нам? И чем помочь? (418)», «И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог» (419). В других строфах — или полное отсутствие временных форм («Есть упоение в бою…»), или замена их побудительными формами («Запремся… от Чумы, Зажжем огни, нальем бокалы, Утопим… умы… Восславим царствие Чумы»). Даже употребление форм настоящего времени организовано в кольцевую композицию — в начале и в конце гимна: «Зима… ведет… дружины» / «Бокалы пеним дружно мы, И девы-розы пьем дыханье, — Быть может… полное Чумы» (418–419).
Читать дальше