И наконец, Сэфайр комментирует very in the moment ‘точно в тот самый момент’.
Это very требует использования предлога или существительного в качестве определяющего слова, например: It’s very in ‘Это очень в моде’ или It’s very New York ‘Это тот самый Нью Йорк’ или последний модный комплимент It’s very you ‘Это тот самый ты (совсем не изменился)’. Выражение to be very in the moment (возможная вариация как раз вовремя ), похоже, вольный перевод французского au courant, что можно перевести как ‘современный, модный, наимоднейший’.
И опять, взяв шефство над языком Стрейзанд, Сэфайр неправильно проанализировал и форму и значение. Он не заметил, что (1) слово very не связано с предлогом in, оно связано со всей предложной группой in the moment. (2) Стрейзанд не использует непереходный предлог in с его особым значением «модный», она использует традиционный переходный предлог in с дополнением, выраженным именной группой — the moment. (3) Использование ею предложной группы в качестве прилагательного для описания ментального или эмоционального состояния соответствует стандартной для английского языка модели: under the weather ‘больной’, out of character ‘ведущий себя не в своем стиле’, off the wall ‘очень неожиданный’, in the dumps ‘подавленный’, out to lunch ‘не в себе’, on the ball ‘внимательный’, in good spirits ‘в хорошем расположении духа’, on top of the world ‘на седьмом небе’, out of his mind ‘вне себя’ и in love ‘в состоянии любви’. (4) Вряд ли Стрейзанд стала бы говорить, что Агасси au courant или модный, это унизило бы его намеком на отсутствие в нем глубины и не было бы комплиментом. Ссылка на дзен-буддиста делает то, что имела в виду Стрейзанд, совершенно прозрачным: Агасси прекрасно умеет блокировать отвлекающие маневры и концентрироваться на игре противника.
Таковы языковые мавены. Им можно поставить в вину два слабых места. Первое — это серьезная недооценка лингвистического арсенала обычного человека. Я не говорю, что все выходящее из человеческих уст или из-под пера в точности соответствует правилам (вспомните Дэна Квейла). Но вместо того, чтобы выставлять себя на посмешище, языковые мавены могли бы прибегнуть к диагнозу языковой компетентности как к последнему средству, а не ставить его сразу после беглого осмотра. Люди выдают смешную словесную абракадабру, когда чувствуют, что стоят на высокой трибуне, требующей от них возвышенного формального стиля, и знают, что выбор слов может иметь для них мгновенные последствия. Вот почему богатым источником стилистических ляпов может быть речь политиков, заявления о выдаче социального пособия и студенческие курсовые работы (если допустить, что в приведенных списках есть хоть крупица правды). В обстановке, требующей меньшего контроля над собой, обычные люди, как бы плохо образованы они ни были, подчиняются сложным грамматическим законам и могут выражать свои мысли так живо и изящно, что их речь очаровывает серьезных слушателей: лингвистов, журналистов, историков устной речи и писателей-мастеров диалога.
Второе слабое место языковых мавенов — это их полное невежество относительно современной науки о языке. Я имею в виду не формальный аппарат теории Хомского, а базовые знания о том, какие виды конструкций и идиом встречаются в английском, и как люди используют и произносят их. Со всей честностью надо сказать, что значительная доля вины падает на представителей моей профессии за то, что мы с такой неохотой используем свои знания в практических вопросах стиля и словоупотребления, чтобы удовлетворить естественный человеческий интерес к тому, почему люди говорят так, а не иначе. За несколькими исключениями, такими как Джозеф Эмондз, Дуайт Болинджер, Робин Лакофф, Джеймс Мак-Коли и Джофри Нанберг, основная масса американских лингвистов оставила эту область деятельности целиком на откуп мавенам или, как называет их Болинджер, шаманам. Он обрисовывает ситуацию так:
В языке не встретишь специалистов с лицензией; но леса полны повивальных бабок, травников, промывателей желудка, костоправов и колдунов общей практики. Некоторые из них вопиюще невежественны, у других большой багаж практических знаний, но всех их можно собрать воедино и назвать шаманами. Они требуют нашего внимания не только потому, что заполняют пробел, а потому что почти никто, кроме них не выходит на трибуну, когда язык начинает причинять беспокойство, и кому-то нужно ответить на зов о помощи. Иногда их советы что-то значат. Иногда они бесполезны, но к ним все равно обращаются, потому что никто не знает, куда еще можно обратиться. Мы живем в африканской деревне, а Альберт Швейцер еще не появился.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу