Стивен Пинкер - Язык как инстинкт

И действительно, если детям достаточно обнаружить только небольшое количество типов синтаксических групп, они автоматически приобретают способность продуцировать неограниченное число предложений, что является одной из основополагающих черт грамматики у людей. Возьмем синтаксическую группу the tree in the park ‘дерево в парке’. Если ребенок мысленно пометит the park ‘парк’ как NP и одновременно пометит the tree in the park как NP, то благодаря получившемуся правилу можно создать NP внутри РР внутри NP — этот цикл может воспроизводиться бесконечно, например, так: the tree near the ledge by the lake in the park in the city in the east of the state… ‘дерево на откосе возле озера в парке в городе на востоке штата…’. В противоположность этому ребенок, которому предоставлена свобода пометить in the park ‘в парке’ как один тип синтаксической группы, a the tree in the park — как другой, будет лишен глубинного понимания того, что синтаксическая группа содержит пример самой себя. Ребенок будет способен воспроизводить одну лишь эту синтаксическую структуру. Ментальная вседозволенность ограничивает детей, заданные на врожденном уровне ограничения освобождают их.

После того, как были заложены минимальные, но в общих чертах правильные принципы анализа структуры непосредственно составляющих, может быть расставлено по местам и все остальное в языке. Абстрактные слова — например, существительные, не относящиеся к предметам или людям — могут быть усвоены, если обратить внимание на то, где они находятся в предложении. Если слово situation ‘ситуация’ в предложении The situation justifies drastic measures ‘Ситуация оправдывала жесткие меры’ занимает позицию именной группы, то оно должно быть именем существительным. Если язык (такой как латынь или варльпири) позволяет одним и тем же синтаксическим группам стоять в предложении в разном порядке, то ребенок может для себя открыть это свойство, столкнувшись со словом, которое невозможно присоединить к дереву в ожидаемом месте, не вызвав пересечения ветвей. Ребенок, которому задала ограничения Универсальная Грамматика, знает, на чем заострить внимание, когда расшифровывает флексии падежей и согласования: флексия существительного может зависеть от того, стоит ли оно в позиции подлежащего или дополнения; глагольная флексия может зависеть от его времени, вида и лица, числа и рода его подлежащего и дополнения. Если бы возможности делать предположения не были этим и ограничены, то задача усвоения флексий была бы трудновыполнима: исходя из логики, флексия могла бы зависеть от того, какого цвета: красноватый или синеватый предмет обозначает третье слово в предложении, длинным или коротким является последнее слово, было ли предложение произнесено внутри помещения или снаружи, и от миллиарда других не имеющих отношения к действительности факторов, на которые пришлось бы отвлекаться ребенку, не имеющему грамматических ограничений.

Теперь мы можем вернуться к той головоломке, которая открыла эту главу: почему новорожденные не говорят? Мы знаем, что отчасти дело в том, что детям надо поприслушиваться к самим себе, чтобы усвоить, как работает их артикуляционный аппарат, и поприслушиваться к старшим, чтобы усвоить, какие фонемы, слова и какой порядок синтаксических групп употребляются носителями данного языка. Некоторые из этих достижений должны опираться на другие, заставляя развитие происходить последовательно: фонемы предшествуют словам, слова предшествуют предложениям. Но любой ментальный механизм, достаточно мощный, чтобы решить такую задачу, очевидно, может справиться с ней за несколько недель или месяцев, в течение которых он будет получать исходные данные. Почему же это последовательное развитие должно занимать три года? Нельзя ли его ускорить?

Вероятно, нет. Чтобы создать сложный механизм, требуется время, а человеческие детеныши, возможно, появляются из утробы до того, как их мозг полностью сформировался. В конце концов, человек — это животное с несуразно большой головой, а тазовое отверстие женщины, через которое эта голова должна пройти, обладает своей собственной величиной. Если бы дети оставались в утробе на срок, пропорциональный своему жизненному циклу, который мы могли бы высчитать, основываясь на сопоставлении с другими приматами, то они рождались бы в возрасте восемнадцати месяцев. А именно в этом возрасте дети в действительности и начинают складывать вместе слова. Тогда в каком-то смысле дети в самом деле говорят от рождения!