Лев Успенский - Хорошо или правильно (Культура речи)

Чрезвычайно рьяным творцом индивидуальных неологизмов был в предреволюционные годы поэт Северянин, который сыпал «новинками» направо и налево.

Молоточить («Каблучком молоточа паркет»)

Шаплетка («Ты вошла в шоколадной шаплетке»)

Шустриться («Воробьи на дорожке шустрятся»)

Женоклуб («Люблю заехать… в женоклуб»)

Как видите, из приведенных здесь четырех довольно ловких выдумок, может быть, только одно последнее слово осталось жить, да и то не оно само, а его двойник, возникший, несомненно, вне всякой связи с северянинским «женоклубом», совсем на наши клубы не похожим.

Иногда неологизмы бывают очень нужным украшением речи, способным вдруг скрепить между собою несколько ее не слишком ярких отрывков, словно бы булавкой или запонкой с самоцветным камешком. Послушайте матерей, разговаривающих со своими ненаглядными малышами; каких только удивительных ласковых названий и имен они им не изобретают, и эти странные слова лучше, чем все остальные, передают их великую любовь и нежность. Так же поступают и влюбленные, и, собственно, каждый из нас имеет полное право создавать для своего потребления новые слова. Вот только требовать, чтобы ими начинали пользоваться и другие ваши современники, нельзя! Нельзя даже настаивать на том, чтобы другие их понимали. Все это может либо утвердить, либо отвергнуть великий хозяин нашей речи — Русский Язык.

Само собой, учить придумыванию неологизмов — бессмыслица; как мы видели, даже мастерам слова редко удается «протолкнуть» свое создание в языке.

Но нечего и бояться удачно придуманного нового словца. Придумалось — смело употребляйте!

Дети очень любят выдумывать чудные новые слова. Не препятствуйте им в этом: повзрослеют — способность и стремление к этому уменьшатся, а если что-то от них сохранится, это никогда не помешает.

Вы называете совой большеголовую ночную птицу. Так зовут ее и по всей России. А вот в Псковской области люди постарше кричат: «Сова, сова!», когда над деревней пролетает ястреб. Ночную же сову там зовут лунь. Почему так? Наш язык, как и все другие, состоит из многих диалектов, областных наречий. За долгие-долгие века из этих наречий, в сложном соревновании, выработался главный московский диалект, а из него вырос и наш общерусский литературный язык. На нем издаются наши книги, журналы, газеты: его мы учим в школах, его преподаем иностранцам.

Это литературный язык подчиняется установившимся в нем самом нормам: лексической (какие слова можно, какие не следует употреблять), фонетической (подчиняясь ей, мы говорим «п'латен'це», а не «пОлОтенцО», выговариваем «д» в слове «медный» или «бледный», а не говорим «менный», «бенный», как произносят во многих местах страны не очень образованные люди).

Точно так же мы знаем, что в слове «музыка» надо теперь делать ударение на первом слоге, а не на втором, как во времена Пушкина:

Нормы эти не выдуманы языковедами, они сложились в языке в течение долгого времени. Ни отменить их, ни заменить другими мы не можем никакой личной волей, никаким административным приказанием.

Все это так. Но тот же Пушкин говорил, что людям, владеющим литературной речью, надо от времени до времени как бы выходить за ее пределы и черпать словесное богатство в языке самого народа, «учиться у московских просвирней» — у простонародья. Он и сам поступал так. Перечитайте хотя бы начало «Сказки о царе Салтане»: народные словечки так и брызнут из нее на вас.

Слова и обороты, выделенные шрифтом, взяты поэтом из народной речи, звучат с народной интонацией.

В нашей великой литературе — от Тургенева и до больших писателей сегодняшних дней — мы можем указать множество персонажей, обрисованных с чрезвычайной яркостью именно при помощи народных слов и выражений. Перечитайте под этим углом зрения романы Шолохова. Вспомните деда Щукаря.

За последние десятилетия диалекты русского языка все быстрее и быстрее как бы меркнут, теряют силу. Явление это не только русской, но и всемирной языковой действительности. Все шире (у нас!) распространяется общерусская речь (к сожалению, далеко не всегда в своем наилучшем литературном варианте). Теперь только в разговорах стариков и старух (по преимуществу деревенских) попадаются в образующемся общероссийском «койнэ» (общем языке) местные, областные вкрапления.