Вера Харченко - О языке, достойном человека - учебное пособие

Не каждый вор попадется на воровстве, но это не означает, что не следует наказывать тех, кто попался. Кого-то оштрафуют за сквернословие, а кого-то не оштрафуют, но в ситуации разгула недопустимой речи образ наказания необходим. Ребенок шагает на красный свет, и мы отдергиваем его весьма бесцеремонно. Да будем ли мы выслушивать упреки за эту резкость? Мы жизнь спасаем, живую жизнь... В конце концов, разрешающий, но и запрещающий светофор не символ ли самой идеи управления? А ведь в том, что делает человека человеком – в языке, – мы как-то мило остались вообще без запретов. Можно – все.

Памятно время, когда корректоры вычитывали газеты, проверяя даже такие мелочи, как переносы слов: ...из этих бри -гад Петров отобрал..! Моему знакомому, автору учебного пособия, досталось от редактора даже за строку из Лермонтова, звучащую вне контекста двусмысленно: Под ним струя светлей лазури . Отмена внешней цензуры в обществе означает не столько так называемое торжество демократии, сколько доверие к внутренней цензуре, внутренней чести автора, той самой чести, которая изнутри не разрешит человеку напечатать непечатное.

В других странах в деле защиты чистоты речевого общения более сильны религиозные факторы, а то и страх расплатиться за оскорбление собственной жизнью, когда наказанием легко может стать не штраф, а нож. Да и в нашей стране убийству по пьянке, так называемому бытовому убийству, предшествует брань, оскорбление. Поэтому так важно побыстрее начинать непростую работу под флагом того, чтобы не сквернословили, а значит, и вообще поменьше ругались.

Меня – штрафовали. Училась я в Новосибирске, жила в общежитии и кое-какую лексику усвоила. Потом поступила в аспирантуру (по русскому языку!) в Ленинград и тоже оказалась в общежитии. Одна женщина-аспирантка, намного меня старше, учительница из Читы, в один прекрасный день постановила: за каждое мое нехорошее слово – рубль на ее стол. Потом, говорит, на эти денежки мы торт купим. Помнится, один торт, мною заработанный, мы съели, но почти сразу же стало мне жалко моих рублей из жалкой тогда аспирантской стипендии. Как испытавшая этот позор, говорю молодым: не привыкайте, потому что собственную речь все время контролировать весьма непросто.

В отношении молодежи я сейчас тоже пытаюсь действовать запугиванием, когда говорю: Лапочка, ну кто ж тебя замуж возьмет, если ты такие слова говоришь? С тобой ведь и в гости страшно пойти будет: вдруг что с языка соскользнет по привычке... Миленький, не ругайся так! Ты умница, а из-за таких слов тебя на вакантное место не поставят, даже не будут рассматривать твою кандидатуру! Смотри, как судят представителей прессы, эстрадных певцов, руководителей высшего ранга, когда они сквернословят. Мы живем в очень строгой стране, внешне свободной, но внутренне все еще святой до строгости, до – приговора если не жизни, то личности.

Откроем словарь непечатных слов. Во-первых, вряд ли вы узнаете настоящего составителя, обычно на обложке сияет псевдоним, а получивший гонорар автор-составитель остается в тени, но при очень больших деньгах. В столице нашей родины одна женщина (профессор) ушла даже из академии наук в такой вот бизнес – собирать и классифицировать речевую грязь. У Маяковского есть замечательные стихи «Что такое «хорошо» и что такое «плохо»?». К отцу крошка не придет, крошка рано почувствует, что словцо какое-то подозрительное, с подвохом: все говорят, а говорить нельзя. Любую трудную ситуацию я пытаюсь проецировать на семью. Тех людей, которые глумятся сейчас над инициативой нашего губернатора, да спросить: а вы согласны, что ваш сын будет эти слова говорить? Вас не будет тревожить, что дочь через слово ругается? Наши дети так говорить не должны, а значит и всем детям это не гоже.

Есть и такая форма провокации, как обозвать любые нормальные требования «прописными истинами», а их проповедников – резонерами. Любая акция вызывает интерес, тем более акция на запретные слова. Я сама недавно могла стать жертвой провокации, когда для «Вестей недели» снимали сюжет о нашей борьбе со сквернословием. Ликуя, что попаду в кадр, я готовилась к разговору по теме, но трижды мне был задан всего один вопрос в окружении вопросов-подсказок: Так что же такое сквернословие? Назовите, за какие слова нужно штрафовать, а какие можно спуститьслучайному прохожему? Расскажите о происхождении какого-нибудь слова! по существу все это тот самый провокационный минимум, необходимый для того, чтобы женщина, профессор, преподаватель вуза «раскололась» и чтобы это сразу же прозвучало на всю страну. Я чувствовала себя змеей, ускользающей от страстно ожидаемых ответов, и пыталась «подменить пластинку», рассказывая, что мы, преподаватели, делаем в плане пропаганды культуры речи, пыталась рассекретить механизмы преодоления сквернословия, но авторы передачи желали явно не этого.