Вардан Айрапетян - Толкуя слово - Опыт герменевтики по-русски

Главное правило филологического толкования, основывается на том, что человек может сказать то, что думает. Думать в говорить то, что думаешь значит говорить себе. Замена думать его значением и потом вывод отличия из противоположного говорить дают говорить другим то, что говоришь себе. Но думать в говорить то, что думаешь значит и хотеть сказать, ср. Даль ( СВРЯ , ст. Мысль): «Он мыслит уйти, хочет; здесь мысль уже перешла в хотенье.» Неоднозначное в каком-то окружении слово можно заменить в нем не одним значением. Рядом с говорить другим то, что говоришь себе получаем говорить что хочешь (сказать). а шире—«делать другим то, что делаешь себе» и «делать что хочешь»; называемая золотым правилом заповедь, например «Итак во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки.» ( Матфей , 7.12, с параллельными местами), и антиправило «Делай что хочешь», единственное правило в уставе Телемской обители ( Рабле , 1.57), оказываются в родстве. (↓1: Главное правило филологической герменевтики. — 2: Говорящий мировой человек. — 3: К неоднозначному слову. — 4: «Золотое правило».)

Свое слово незначимо, поэтому спросит о значении слова не тот, кто его сказал, а кто услышал и хочет понять. А толкование-ответ дает не спросивший («Вопрос и ответ предполагают взаимную вненаходимость.» — М. Бахтин. К методологии гуманитарных наук в ЭСТ 1 . с. 371) и тем более не тот, чье это слово. Толкователь — третий, посредник (герменевт как Гермес) между говорящим и слушателем-спрашивающим. Но где безымянный сказочник, сказавший слово сказал ? Его нет с нами: говорящий употребляет, а не называет свое слово, в разговоре слушателя и толкователя он не участвует. Это он третье лицо, отсутствующий, о ком говорят. «И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем.» — концовка речи о Пушкине Достоевского; но предмет речи и мысли, «объект в процессе диалогического общения с ним превращается» — возвращается — «в субъект (другое я)», сказал Бахтин (запись 1970/ 71 в ЭСТ , с. 350). Говорящий может сам сказать то, что служит нам смыслом его слова, иначе это отсебятина, а не значение. Толкование не перевод, оно замкнуто относительно высказываний говорящего. Снова Бахтин (там же. с. 346): «Нельзя понимать понимание»— собственно говоря, толкование — «как перевод с чужого языка на свой язык.» Нельзя понимать толкование и как перевод на особый язык смыслов, на «семантический метаязык». Естественный вопрос после третьего, среднего ответа, переводящего слово сказал нашим подумал, вопрос, почему тогда так прямо и не сказано в сказке, помог догадаться, что дед подумал вслух. Значимо чужое слово, но толкуется свое: чужое слово переводится своим словом, которое уже нечем переводить, остается толкование. Толкователь не переводчик и не лингвист, он не усваивает чужие слова, а в самопознании отчуждает свои мысли. Для толкования не странного сказал пришлось от него отстраниться и признать его словом сказочника, а потом отстраниться от своего подумал. (↓I: К незначимости своего, — 2: Самоотчуждение говорящего. — 3: Посредничество толкователя. — 4: Толкование и отсебятина. — 5: Толкование не перевод. — 6: Герменевтика не семантика. — 7: Чужое слово и своя мысль. — 8: Зеркало понимающего.)

Эх вы, умные головы, крикнула у Мельникова-Печерского баба мужикам на сходке, вслушиваясь в «мирские речи»: толкуют что воду толкут, а догадаться не могутЙЙЙ ( В лесах , 1.6) — а сама догадалась. Но одной догадливости, понятливости, смышлености для толкования мало, нужна еще толковательная техника. Толкование недооценивают, как будто мысль понимающего соотносится с делом непосредственно, а не через слово, которое не может быть своим словом. На четвертом ответе житейская «народная герменевтика» останавливается, искусный пятый ответ дает герменевтика филологическая. Четвертый, предпоследний ответ это углубляющий возврат ко второму ответу, а последний — к первому. Толкование слова «думать» будет ответом на вопрос лингвиста, вообще ученого, что значит простое слово. Такая герменевтика обращена от простых людей через толкователя к ученым, то есть в противоположную популяризации науки и всякому просвещению, культурное оно или религиозное, сторону. Именно органическая герменевтика родного языка и фольклорной мудрости послужила бы «восстановлению — моста между наукой и человеческой природой», а это, говорит Честертон, «одна из величайших нужд человечества» ( Защита полезных сведений ); так и в Итогах Павла Флоренского (2 — ФСС 3.1. с. 368—72) или же в его Детям моим . 7: «Это была характерная болезнь всей новой мысли, всего Возрождения; теперь, задним числом, я могу определить ее как разобщение человечности и научности.» (↓1: Ум и догадка. — 2: Понимание еще не толкование. — 3: «Народная герменевтика». — 4: Филологическая герменевтика. — 5: Пять ответов. — 6: Толкователь напротив популяризатора. — 7: Против просвещения. — 8: «Мировой конгресс».)