Михаил Шелякин - Язык и человек. К проблеме мотивированности языковой системы

Обращение выполняет в простом предложении две совмещенные функции: контактно-речевую (апеллятивную, призывную, адресатно-речевую) и субъектно-экспрессив-ную, выражающую оценочное отношение говорящего к адресату своей речи. Поэтому обращение может иметь элементы скрытой предикации: ср. Что ж он велел передать тебе, раб? – Я не раб. Я его ученик (М. Булгаков). Добрый человек! Поверь мне... – Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься (М. Булгаков). Обращение входит в полный состав предложения в качестве особого обособленного члена, поскольку оно семантически соотносится с субъектом или дополнением основного состава предложения: ср. Миша, ты прочитал уже эту книгу? Миша , к тебе пришли твои друзья.

Вводные слова, словосочетания и предложения выражают субъективную интерпретацию говорящим того, что сообщается им в основном составе предложения (о чем см. в разделе, посвященном прагматике языковых знаков).

Комбинаторика полнозначных слов в простом предложении сводится к двум задачам —конструированию сообщаемого события и выражению коммуникативно-прагматической установки сообщаемого. Эти задачи определяют следующие принципы комбинаторики полнозначных слов.

6.3.1. Принцип (22) семантической совместимости слов.Этот принцип определяет правильность образования и понимания синтагматических связей слов. Он является тем фильтром, который отличает сочетаемость слов от их несочетаемости. Сама семантическая совместимость слов в конечном счете зависит от внеязыковых факторов – отражаемых в сознании говорящих устойчивых, «естественных» или возможных связей и отношений соответствующих реалий.

Семантическая совместимость слов всегда устанавливается по определенной общей семе, по которой проявляются и объединяются свойственные им специфические семантические признаки и которая носит имплицитный (скрытый) характер. Правила, констатирующие ограничение сочетания слов наличием у них общих сем, были названы американскими учеными Л. и А. Вундхеймарами, а вслед за ними В. Г. Гаком, правилами семантического согласования, подобного грамматическому согласованию [Вундхеймары 1957: 271, Гак 1998: 284]. Например, слово swim «плавать» в английском языке ограничено в своих сочетаниях со словами, обозначающими только одушевленные предметы, а слово float «плавать» может относиться к одушевленным и неодушевленным предметам, как и слово schwimmen «плавать» в немецком языке и слово плавать в русском языке. Такую общую сему некоторые французские авторы (Б. Потье, А. Греймас и др.) назвали «классемой» (т.е. абстрактной семой), которая в данном сообщении повторяется по крайней мере дважды и обеспечивает сочетание слов. Например, сочетание простуженный мальчик имеет общую сему одушевленности, а сочетание простуженный стул не является правильным, поскольку во втором слове отсутствует классема «одушевленность». Как заметил В.Г. Гак, классемы соответствуют преимущественно крупным группировкам внутри частей речи (одушевленность/неодушевленность, человеческое существо/животное, действие/состояние и т.п.) и выполняют двойную функцию – связывающую и классифицирующую, но они не объясняют многие случаи семантических связей слов [Гак 1998: 280—281]. Поэтому он вместо термина «классема» предложил назвать любую архисему, общую по крайней мере двум словам, термином «синтагмема» [Там же]. Таковы, например, синтагмема «способ передвижения», которая связывает обозначенный субъект движения с его обычным способом передвижения ( птица летит , змея ползет, рыба плывет , вода течет) и синтагмема «производить», которая связывает обозначаемое действие с его производимыми объектами (вить гнездо , писать письмо, печь пироги). Синтагмемы обычно отражают способность (предрасположенность) реалий проявлять себя определенным образом в определенных ситуациях и зависят от членения внеязыковой действительности данным языком. В.Г. Гак приводит следующий пример такой зависимости [Там же: 281—282]: русский язык различает громкие звуки, издаваемые гнущейся мачтой (скрипеть) и одушевленным существом (кричать), а французский язык оставляет это различие невыраженным (его соответствующий глагол crier сочетается как с одушевленными, так и с неодушевленными субъектами).