Научил не хранить кольца, —
С кем бы жизнь меня не венчала!
Начинать наугад с конца
И кончать еще до начала!
Начинать с конца и кончать с начала – совершенно бессмысленное, на первый взгляд, выражение таит в себе огромный поток информации. Это не только философская истина об основах жизнебытия (некоторые исследователи этот отрывок приводят лишь в качестве игры слов, успешного использования антонимов), но и проявление лингвистической эрудиции. Нам думается, что Марина Цветаева, человек огромной эрудиции, знающий несколько языков, не могла не знать, что начало и конец – это слова этимологически однокоренные (сравни: конец – ко нч ик, нач ать, нач инать). Так, в ряд слов с одновременно пространственно-временными континуумальными значениями вливается еще и другие пресуппозиции, связанные с происхождением слов. Если два противоположных сегодня по смыслу слова когда-то произошли от одного и того же корня, то почему нельзя предположить, что и время, и пространство, их начало и конец – это некое единое целое. Вот оно пространство великое: в действительности-реальности, в нашем понимании и миросозерцании.
Обобщая вышеизложенные результаты наблюдений над поэтическими текстами М.И. Цветаевой, в качестве основных положений можно привести следующие:
1. Пространственная картина стихотворений Марины Цветаевой парадоксальна: морально-этическая картина пространственных характеристик не совпадает с общепринятыми аксиологическими представлениями. Это в свою очередь создает картину когнитивной рассогласованности, вызванной диссонантными когнитивными элементами, диспропорция которых и структурирует ту или иную стратегию поведения лирического героя. Образ пространства и ощущение пространства обостряется как в результате передвижения в реальном пространстве, то во внутренних, духовных «полетах» – передвижениях автора. Это то образ бесконечности, то полет в бесконечность, то замкнутый круг, то узкий «коридор».
2. Локативные лексемы выступают ассоциатами эмоциональных состояний, которые детонируют в тексте некую ситуацию, каузативно и интенционально соотносящую эмоционально-философский концепт «пространство» с тем или иным персонажем в том или ином контексте, часто это исторические личности и географические имена, контаминирующие синергию временно-пространственных смыслов.
3. Пространство в текстах представлено такими разнообразными элементами знания и эксплицировано многочисленными лексико-грамматическими средствами, что выделить какой-либо ярус (например, со временем – это, безусловно, уровень лексический) наиболее маркированным отдельно не представляется возможным.
4. Безмерность, необузданность, мощь поэтического языка Марины Цветаевой проявились и в выражении пространственных типов значений. Мир, пространство поэта – то необъятное и широкое, то узкое и замкнутое, то безмерное, безграничное, то категориально предельное. Такая феноменальная пространственная картина в поэтике автора обусловлена как языковой ее стихией, так и непосредственно с ее широкими реальными пространственными ощущениями: Марина Цветаева всю свою короткую жизнь в пути, она в совершенно разных городах и странах, которые позволили ей оценить и ощутить расстояние как некое «шестое чувство».
5. Марина Цветаева-автор, включая в передачу своих пространственных представлений различные стилистические приемы, способна вызвать у читателя эмоциональную реакцию или провоцировать его на уход от такой реакции, что позволяет говорить о том, что автор способен осуществлять контроль над интерпретацией своего сообщения-текста, моделируя его (уменьшая и увеличивая) мини-или макропространство.
6. Пространство в текстах Марины Цветаевой является функциональной единицей, задействованной в системе смыслов всего художественного целого и обладающей, в свою очередь, собственной эмоционально-смысловой цельностью. Творческая личность (языковая личность – в том числе) не вмещается в пространственные ограничения (дом, Москва, Россия), ей постоянно нужен выход (дверь, коридор, окно).
7. Основным принципом в использовании локативных лексем и форм остается триединство (по ее же словам): взаимообусловленность звука, смысла и слова, стержневой составляющей этого триединства все же остается смысл: это достигается, например, использованием слов, непосредственными семными элементами которых значение места и пространства не представлено, в локативных типах и оттенках значений. Абсолютное бытие, понимаемое как бытие вне времени и пространства, в цветаевском текстовом поле проецируется функционированием слова вне времени и пространства.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу