Ольга Быкова - Русские писатели ХХ века от Бунина до Шукшина - учебное пособие

Выпили вечером с братом, и Чудик запел дрожащим голосом:

– Тополя-а-а, тополя-а-а...

Софья Ивановна, сноха, выглянула из другой комнаты, спросила зло:

– А можно не орать? Вы же не на вокзале, верно? – И хлопнула дверью.

– Пойдем на улицу, – сказал Чудик. Вышли на улицу, сели на крылечко. Но тут с братом Дмитрием что-то случилось: он заплакал и стал колотить кулаком по колену.

– Вот она, моя жизнь! Видел? Сколько злости в человеке! Сколько злости!

– Ну чего вот невзлюбила?! За што? Ведь невзлюбила она тебя... А за что?

Тут только понял Чудик, что да, невзлюбила его сноха. А за что, действительно?

– Крышу-то перекрыл? – спросил старший брат негромко.

– Перекрыл. – Чудик тоже негромко вздохнул. – Веранду построил – любо глядеть. Выйдешь вечером на веранду... начинаешь фантазировать: вот бы мать с отцом были бы живые, ты бы с ребятишками приехал – сидели бы все на веранде, чай с малиной попивали. Малины нынче уродилось пропасть. Ты, Дмитрий, не ругайся с ней, а то она хуже невзлюбит. А я как-нибудь поласковей буду, она, глядишь, отойдет.

Когда Чудик утром проснулся, никого в квартире не было: брат Дмитрий ушел на работу, сноха тоже, дети постарше играли во дворе, маленького отнесли в ясли.

Чудик прибрал постель, умылся и стал думать, что бы такое приятное сделать снохе. Тут на глаза ему попалась детская коляска. «Эге, – подумал Чудик, – разрисую-ка я ее». Он дома так разрисовал печь, что все дивились. Нашел ребячьи краски, кисточку и принялся за дело. Через час все было кончено, коляску не узнать. По верху колясочки Чудик пустил журавликов – стайку уголком, по низу цветочки разные, травку-муравку, пару петушков, цыпляток... Осмотрел коляску со всех сторон – загляденье. Не колясочка, а игрушка. Представил, как будет приятно удивлена сноха, усмехнулся.

– А ты говоришь – деревня. Чудачка. – Он хотел мира со снохой. – Ребенок-то как в корзиночке будет.

Весь день Чудик ходил по городу, глазел на витрины. Купил катер племяннику, хорошенький такой катерок, белый, с лампочкой. «Я его тоже разрисую», – думал.

Часов в шесть Чудик пошел к брату. Взошел на крыльцо и услышал, как брат Дмитрий ругается с женой. Впрочем, ругалась жена, а брат Дмитрий только повторял:

– Да ну что тут!.. Да ладно... Сонь... Ладно уж...

– Чтоб завтра этого дурака не было здесь! – кричала Софья Ивановна. – Завтра же пусть уезжает.

– Да ладно тебе!.. Сонь...

– Не ладно! Не ладно! Пусть не дожидается – выкину его чемодан и все!

Чудик поспешил сойти с крыльца... А дальше не знал, что делать. Опять ему стало больно. Когда его ненавидели, ему было очень больно. И страшно. Казалось: ну, теперь все, зачем жить? И хотелось уйти подальше от людей, которые ненавидят его или смеются.

– Да почему же я такой есть-то? – горько шептал он, сидя в сарайчике. – Надо бы догадаться: не поймет ведь она, не поймет народного творчества.

Он досидел в сарайчике дотемна. И сердце все болело. Потом пришел брат Дмитрий. Не удивился – как будто знал, что брат Василий давно уж сидит в сарайчике.

– Вот... – сказал он. – Это... опять расшумелась. Колясочку-то... не надо бы уж.

– Я думал, ей приглянется. Поеду я, братка.

Брат Дмитрий вздохнул... И ничего не сказал.

Домой Чудик приехал, когда шел... дождик. Чудик вышел из автобуса, снял новые ботинки, побежал по теплой мокрой земле – в одной руке чемодан, в другой – ботинки. Подпрыгивал и громко пел:

– Тополя-а-а, тополя-а-а...

...Звали его – Василий Егорыч Князев. Было ему тридцать девять лет отроду. Он работал киномехаником в селе.

Каждый большой писатель приходит в литературу со своим героем. Определить своеобразие этого героя, его отличие от характеров, создаваемых другими писателями, – одна из важнейших задач литературоведческой науки.

Критикой довольно быстро были отмечены такие качества шукшинских героев, как целенаправленность, переходящая в упрямство, их взрывчатость, динамизм, стремление максимально выявить себя в критических ситуациях. Авторы многочисленных статей неоднократно указывали на резкость, порывистость, удивительную яркость персонажей этого писателя.

Черты характеров героев писателя отмечены очень верно. Однако остается неясным за счет чего достигается эта чрезмерная концентрация характера героя, те яркость и «остервенелость», которые так привлекали читателей и порой настораживали критиков.