Народно-поэтическая речь на диалектной основе сыграла впоследствии важную роль в процессе формирования литературного языка, прежде всего языка художественной литературы (но не только).
Однако появление литературного языка и развитие письменных форм поэтической речи не прекратило традиции существования народно-поэтической речи на диалектной основе. «Устно-поэтический язык фольклора в отличие от публичной речи и в этот период продолжает существовать и развиваться, – пишет А.В. Десницкая, – поскольку устная народная поэзия сохраняет все свое значение как основная форма культурной деятельности политически бесправного и неграмотного крестьянского населения» [79]. Сохранилась народно-поэтическая речь как особая функционально-стилевая разновидность диалектной речи и в период после образования национального языка. Причём в это время все специфические особенности, отличающие этот тип речи не только от письменной формы поэтической речи в составе литературного языка, но и от обиходно-бытовой диалектной речи, стали выступать особенно отчетливо [80]. Сохраняется эта функционально-стилевая разновидность диалекта и в наше время, однако сохраняется пережиточно, лишь в старых жанрах. Иначе говоря, эта функционально-стилевая разновидность диалектной речи сохраняется как факт прошлого, пережиточное явление. В народно-поэтической речи все больше и больше усиливаются наддиалектные черты, она постепенно перестаёт быть функционально-стилевой разновидностью диалектной речи [75–77].
И.А. Оссовецкий
О языке русского традиционного фольклора // Вопросы языкознания. 1975. № 5
Язык русской устной поэзии представляет собой сложное по генезису образование, изучение которого за последнее время развёртывается всё более интенсивно. Основные усилия исследователей направлены на выявление специфики языка фольклора и его отношения к народным говорам и к общенациональному языку. Изучение языка произведений устной поэзии имеет очень большое значение не только само по себе, но и для познания данного языка в целом [81].
Тот или иной фольклорный текст (былина, песня, сказка и т. д.) представляет собой идиоматичный вариант, единичный и неповторимый, который отличается не только от вариантов этого же текста разных исполнителей, но и от вариантов одного и того же исполнителя, записанных в разное время. Разнообразие вариантов определяется творческой индивидуальностью исполнителя, по-своему воссоздающего фольклорный текст. «Каждый вариант принадлежит своему автору, индивидуально отличному от исполнителей других вариантов. Каждый певец поёт свою песню, каждый горит своим огнём пафоса и напряжения, каждый выливает былину под индивидуальным освещением своего воззрения и чувства» [82]. Сказанное в полной мере относится и к текстам других фольклорных жанров.
При создании конкретного варианта традиционность выразительных средств фольклора диалектически сочетается с импровизацией, поэтому все варианты того или иного фольклорного текста, при всей их индивидуальной художественной идиоматичности, имеют общую основу, которая определяется традицией. Система реализованных конкретных вариантов одного и того же фольклорного текста образует инвариант, который можно интерпретировать как конструкт, идеальный текст. «В фольклоре, – пишет П.Г. Богатырёв, – соотношение между художественным произведением, с одной стороны, и его объективацией, то есть так называемыми вариантами этого произведения при исполнении его разными людьми, с другой стороны, совершенно аналогично соотношению между langue и parole. Подобно langue, фольклорное произведение внелично и существует только потенциально, это только комплекс известных норм и импульсов, канва актуальной традиции, которые исполнители расцвечивают узорами индивидуального творчества, подобно тому как поступают производители parole по отношению к langue» [83]. Такая двойственная природа фольклорного текста, его одновременная соотнесенность с вариантом и инвариантом составляет одну из основных черт произведений устной поэзии [84].
Иногда случается так, что при создании фольклорного текста момент импровизации отсутствует совершенно. Тогда вариант теряет значительную долю художественного интереса, потому что в этом случае он превращается в своего рода дублет с тождественными друг другу композиционными частями. Такова, например, былина «Добрыня и Василий Казимирович. Добрыня в отъезде», которую сказитель П.И. Рябинин-Андреев записал сам от себя, повторив слово в слово все встречающиеся в былине традиционные утроения [85]. С другой стороны, недостаточное соблюдение традиции и излишне свободная контаминация былинных сюжетов, например, у сказителя В.П. Щеголенка послужила причиной того, его что былины показались собирателю П.Н. Рыбникову совсем неинтересными [86].
Читать дальше