Наталия Петрова - Язык современных СМИ. Средства речевой агрессии

«Не обладая, как правило, необходимой лингвистической подготовкой, адресаты текстов СМИ, насыщенных транслитерированными (и нетранслитерированными. – Авт. ) англо-американизмами, испытывают состояние напряженности и тревоги. Следовательно, журналисты, адресанты таких текстов, вызывая у адресатов состояние угрозы самоуважению и самооценке, выступают в качестве речевых агрессоров» [Коряковцева 2008: 99].

Немотивированное использование заимствований журналистами СМИ – это и дань моде, демонстрация своей приобщенности к «продвинутой среде», поскольку чужое слово воспринимается как более престижное ( бэби, билдинг, дайджест, киндер, ноу-хау, офис, респект, эксклюзив и др.). Замены иностранными синонимами привносят контекст «буржуазности», «фешенебельности».

Еще одно проявление речевой агрессии в СМИ связано не только с немотивированным, но и с ненормативным использованием заимствований. Ненормативное использование иноязычных слов связано с нарушениями лексической и стилистической их сочетаемости с другими словами: возбуждать импичмент, приятно шокированы, имидж Пушкина всегда с нами, саммит врачей, фундаментальный сиквел и др. Исследователи нередко отмечают небрежность журналистов в использовании заимствований: собачий раут вместо ритуал – о собаке, которая принесла гостю тапочки и подала ему лапу; артефакт – нечто непознанное, хотя это нечто, сделанное руками человека [Сиротинина 2008: 10].

В языке современных СМИ иноязычные слова нередко используются в качестве эвфемизмов:

рэкет (злостное преступное вымогательство), киднепинг (кража детей с целью выкупа или продажи в рабство), педофилия (растление малолетних), стагнация (застой), кетч (бандитство), приватизация (разгосударствление).

Подобные эвфемистические замены направлены на то, чтобы изобразить в нужном ракурсе истинное положение дел: «Наши области стали регионами, а народ превратился в безликие массы. Массы временами оборачиваются электоратом, становясь избирателями» [Колесов 2003: 36].

Семантической расплывчатости заимствования способствует расширение его сочетаемости в текстах СМИ: терроризм политический, духовный, экологический, финансовый, почтовый, телефонный, языковой. «Семантическая расплывчатость иноязычных терминов используется с целью ввести в заблуждение адресатов газетных текстов и, манипулируя их эмоциональным восприятием, укрыть истинный аксиологический смысл этих текстов. Существует мнение, что таким образом в общенациональный оборот вводится специально изобретенный язык, изменяющий или затемняющий смысл слов» [Коряковцева2008: 100]. По словам В.В. Колесова, «лучший способ скрыть свои мысли и чувства – включить в свою речь непонятное иностранное слово» [Колесов 2008: 36].

Опасность избыточного употребления заимствований, особенно варваризмов, «которые хлынули в нашу речь как результат копирования чужой жизни и бездумно употребляются без разбору», без всяких пояснений на страницах изданий, ученые видят в том, что подобные употребления уклоняют нашу мысль в сторону, сопрягая ее с экзотическим звучанием сказочного слова, убирают заключенный в понятии национальный образ, переводят этот образ в систему чужих символов [Колесов 2003: 36]. Подобное удвоение мыслимых нами явлений «расстраивает традиционные для нас представления о мире» [Колесов 2003: 38]. Совсем не случайны подмены импортным словом коренного русского: необходимо скрыть неблаговидность своих дел. Рэкетир – это злостный вымогатель, инвестор – вкладчик, дистрибьютор – распределитель, кетч – бандитство, коммерсант – спекулянт, спонсор – покровитель, мегаполис – город-гигант, стагнация – застой, саммит – встреча, маклер – посредник, приватизация – разгосударствление. «Наши области стали регионами, а народ превратился в безликие массы. Массы временами оборачиваются электоратом, становясь избирателями. Попутно можно слукавить, скрывая под словом не свойственный ему смысл. <.. >Легкие смещения смысла происходят во всех терминах, назначение которых как раз в строгости понятия, за ними скрытого. Суверенитет государства оборачивается суверенитетом титульной нации, демократия утрачивает признаки народовластия, и так далее…» [Колесов 2003:36].

По мнению ученых, при освоении непереведенных иноязычных слов происходит грубое вторжение в русскую этнокультурную картину мира чужеродной ментальности: «…заимствования воспринимаются как готовая сеть парадигматически, то есть системно обусловленных номинаций, обслуживающих определенную культуру, и потому в модном рвении заимствуются целиком. Это… насильственная смена ментальности» [Колесов 2002: 202]. «Массовые иноязычные заимствования привносят в литературный язык чужие, инокультурные концепты…» [Какорина 2008: 529]. Так, «в русском языке иноязычный лингвокультурный концепт killer существенно трансформируется, сужается» [Какорина 2008: 529]. В русском языке в слове киллер, по мнению В.И. Карасика, вообще отсутствует возможность моральной оценки явления, поскольку слово обозначает профессию: убийство приравнивается к работе и выполняется за плату [Карасик 2002: 259]. По мнению Е.В. Какориной, «профессию киллера вполне можно отнести к разряду престижных, «знаковых» профессий нашего времени, имеющих положительный, романтический ореол (для определенных групп социума)» [Какорина 2008: 529]. «Понятие киллер связано с новой, сформированной в массовой культуре через посредство массмедиа социальной моделью личности, которая обладает скорее положительно оцениваемыми, привлекательными чертами (высокие заработки, красивая, интересная жизнь, борьба за справедливость). Это своеобразный «герой нашего времени», кумир, образец для подражания. Типичный заголовок: «Киллер – киногерой нашего времени» (АиФ. № 26. 28.06.2000)» [Какорина 2008: 529].