Виктор Петелин - Мой XX век - счастье быть самим собой

Твой П. Проскурин». <6.09.64> <���Хабаровск> (Датируется по штемпелю на конверте.)

«Здравствуй, друже!

Очень признателен тебе за производство в чин «генеральский», но даже и это не помогает мне «выкурить» Родичева. Он твердо решил быть здесь до 27-го, несмотря на все мои демарши. Правда, последние дни на него наседает жена, с требованием поскорее воротиться, и это, я думаю, будет сильнее, чем «генеральский» авторитет – он уже начинает поговаривать, что наскучило и т. д. и т. п. Я его в этом стараюсь утвердить всеми силами. Жаль, что не слышал твоей передачи о трех «слонах», разумеется, благодарен, хоть и не привелось слышать – все-таки в мире есть люди, которые встают рано, и они слышали.

Из Новосибирска пришли недавно хорошие вести – мне твердо обещают квартиру, «Сиб. огни» рекламируют на следующий год мой новый роман, и в конце сентября лечу в Новосибирск. Где-то в середине октября буду в Москве. Слышал от Родичева, что ты идешь в отпуск? Будешь ли в это время дома?

Получил на днях письмо от Карповой В.М. – обещает свою поддержку в «Роман-газете». Вот и все мои новости. Как у тебя? Книга твоя, ясно, будет издана – Родичев много говорил о ней, говорил хорошо. Он понимает, что работы у тебя много, разводит руками. Наверное, в Москве сейчас хорошо – золото осени: помидоры, дыни и прочие блага. Вчера я купил огромную дыню из Алма-Аты – не дыня, а сказка. Знойная Африка – крокодилы и бегемоты, и пальмы с неграми. Я разрезал ее пополам, и на меня пахнуло таким духом, что впору свалиться в обморок. Представляешь мою стойкость? Даже не пошатнулся.

Будь здоров, Виктор, добра тебе и счастья. Не забывай, хотя и не мог выполнить твоего поручения – «выкурить» Родичева.

Жму руку.

18.09.64 года Проскурин.

А дыню съели, семечки я собрал, завернул в бумагу и на ней написал: «Съедено сие чудо природы 17 сентября 1964 года, и в съедении участвовало пять человек». Пакет спрятал на память, для обозрения потомков».

«Дорогой Виктор!

Последнее твое письмо вселило в меня надежду еще большую, хотя, как я писал тебе, до меня тоже дошли хорошие ветры из Новосибирска. Милый мой, я знаю, что тебя интересует другое – Родичев. Он собирается улетать 30 или 1 октября, говорит, надоело и т. д. и т. п. Сочувствую тебе, но что я могу? Ничего я не могу в этом отношении. Мужик он упрямый, упорный и кряжистый, и если что задумал, сдвинуть его трудно. Он сам говорит, что ты его костеришь теперь и что тебе трудно. Хотелось бы застать тебя в Москве, когда буду там в октябре. Нет, нет, мешать я тебе не думаю – знаю, что такое книга. А встретиться разок-другой хотелось бы. Добил я все-таки свою проклятую повесть – мне было очень важно это сделать для самого себя. Трудно опять начинать после большой вещи. Не улыбайся иронически (большой – в смысле по размеру).

У нас тут в Хабаровске – олимпийцы, треск, блеск и – холод. Гуси улетели, ждем снега. Кета не идет этот год – ход кеты праздник для Амура. Царь-рыба, но говорят, что когда-то давно у нее выпал большой мор, и с тех пор она три года идет, а четвертый – пуст.

Будь здоров, Виктор, большой тебе удачи. Привет Зое Владимировне, жму лапу, до встречи. П. Проскурин. 27.09.64. <���Хабаровск>».

«Виктор! С Новым годом – добра тебе – пусть будет этот наступающий щедрым для тебя по всем стратегическим направлениям. Я с Лилей сейчас в Орле, под окнами на площади горит елка. Тихо, спокойно – снег.

Счастья тебе, успехов.

Проскурин».

<31.12.64> <���Орел> (Датируется по штемпелю на открытке.)

«Здравствуй, Виктор!

Несмотря на твое грозное послание, вот и еще несколько дней протянулось, не мог сразу ответить – второй месяц очень болен сын, сейчас в больнице, дежурим возле него по очереди. Ты, брат, вольный казак, а у меня – такие дела. Ну, да это, вероятно, тебе не интересно, а меня не извиняет. Ты прав. Давно я хотел написать тебе о твоей книге, и все откладывалось по разным причинам, а прочитал я ее еще весной, после Крыма. Мне понравилось. И особенно твоя трактовка Григория. Молодец! Подписываюсь полностью. Я не читал других критических работ о Шолохове, но вижу, что ты выступил один против всех, и правильно выступил, коль такое вульгарное, примитивное толкование одного из лучших образов русской литературы. И дело здесь даже не в самом образе, а вообще в подходе к истинномув литературе и в жизни, к объективному познанию истины и человека.

Это красной нитью идет по всей твоей книге, и я хотел бы, как только разгрузятся мои домашние тяжести, поговорить об этом печатно. Очень интересный и нужный вопрос. Некоторые страницы меня не устраивают, но это дело второе, и об этом – при встрече. Разумеется, если ты захочешь. Ведь все ученые мужи чрезвычайно самонадеянны и высокомерны и почти никогда не соглашаются с мнениями других.