А. Колмогорова - Аргументация в речевой повседневности

Выявленная закономерность может быть объяснена следующим образом: если адъективно-субстантивное сочетание активизирует в сознании большинства членов национально-лингвокультурного сообщества представление о некоторой, важной для данного этноса, константе восприятия (т.е. прилагательное обладает с точки зрения когнитивно-языковой аргументации потенциалом модификатора «+»), а такое представление, по нашему мнению, входит в ядро национальной когнитивной базы, то актуализируемое на основе представления о константе восприятия суждение социально-речевой аргументации выполняет в личностной аргументации функции Известного, знаемого всеми и служащего опорой для введения фокусируемого в речевом поступке важного Нового. И наоборот: если представление о прототипичности такого элемента среды отсутствует в национальной когнитивной базе, разделяемой всеми членами национально-лингвокультурного сообщества, то суждение социально-речевой аргументации не имеет статуса Известного всем, а в зависимости от ситуации может быть в фокусе речевого ориентирующего воздействия и иметь функцию топика (Нового, важного) или занимать позицию коммента, поскольку предполагается, что все-таки большинство членов сообщества знают и разделяют данное суждение, содержащее определенный социальный императив.

Итак, мы определяем личностную аргументациюкак процедуру организации говорящим речевого ориентирующего воздействия, состоящую в выдвижении на первый план некоторой субъективно представляющейся говорящему наиболее важной в данный момент модели поведения при одновременном выстраивании вокруг нее «окружения», опирающегося на когнитивно-языковой аргументативный потенциал языковых единиц и на суждения социально-речевой аргументации, и призванного служить базой, основой для понимания и принятия собеседником фокусного ориентирующего воздействия.

В нашем исследовании различных аспектов аргументации в речевой повседневности мы опирались на речевые употребления прилагательных светлый и темный. Предварительный анализ позволяет предположить, что прилагательные черный и белый также могут являться «организаторами» аргументативной деятельности.

Тонкую интуитивную игру с когнитивно-языковым и социально-речевым аспектами аргументации наблюдаем в следующих афоризмах:

(64) И черными делами зарабатывают на белыйхлеб [Э. Кроткий];

(65) Много ли надо бедному человеку? Кусочек белогохлебца, а икра – да уж бог с ней, пусть будет черной.

В сочетании белый хлеб прилагательное с точки зрения когнитивно-языковой аргументации является модификатором «+», поскольку прототипический хлеб в представлении членов русского лингвокультурного сообщества именно белый (здесь мы сталкиваемся с идеальной нормой: хлеб должен быть таким): хлеб, и даже белый.

В адъективно-субстантивном сочетании черные дела прилагательное, напротив, является модификатором «–», поскольку сама семантика слова дело включает в себя элемент положительной оценки данного акта человеческой активности. Именно поэтому, на наш взгляд, для характеристики дела не существует какого-либо специального эпитета, противопоставляющего правильное, хорошее дело (прототипическое) не правильному и не хорошему, как, скажем, в оппозиции светлая мысль/черная (темная) мысль. Сравните: «Делу – время, а потехе – час», «Славится человек не сапогами, а делами». Черное же дело — это, с точки зрения нормативных представлений в русском лингвокультурном сообществе, не должное дело (в лингвистических терминах «не прототипическое»): дело, но черное. Таким образом, на уровне когнитивно-языковой аргументации мы видим столкновение двух разнонаправленных аргументативных векторов, актуализируемых прилагательными белый и черный: идеальное, должное положение вещей достигается не должным, не нормативным, а значит, не одобряемым социумом способом.

Поскольку объект-качество «белый» в русской традиционной картине мира, где произошел своеобразный сплав языческого («Мировое яйцо» и «Мировое древо») и христианского (рай/земной мир/ад) (см. об этом: Никитина 2000; Топоров 1987, 1987а) трехчастного деления мира в четырехчастную модель, является знаком верхней сферы мира земного – части мира человека, земного мира, ближайшей к сфере локализации духовного и божественного (Толстой 1978), символизируемого объектом-качеством «светлый» (рис. 3), то белый в сознании носителей русской лингвокультурной традиции устойчиво ассоциируется с представлением об идеальном, наиболее «высоком» в земном мире (мы неоднократно писали об этом: Колмогорова 2002, 2003; Костюшкина, Колмогорова 2004), и, вследствие метонимического переноса (как когнитивного механизма (Lakoff, Johnson 1980)) – с наиболее дорогим и ценным.