Марина Шумарина - Язык в зеркале художественного текста. Метаязыковая рефлексия в произведениях русской прозы

Подобные «наивные» рекомендации основаны на глубинном мифологическом представлении о симметрии языкового знака, о ненормативности формального и семантического варьирования языковой единицы [91]. Выражение в этой связи не может использоваться как вариант выражения в связи с этим, так как за ним уже «закреплено» другое значение – когда «кто-то состоит в этой связи уже давно» [92].

Среди ортологических мифов-инструкций есть и такие, которые не являются абсолютным искажением нормативной рекомендации (их можно назвать полумифами). В таких мифологических сюжетах можно условно выделить две смысловые части: собственно рекомендацию и ее мотивировку, то есть объяснение, почему нужно говорить так, а не иначе. При этом рекомендация является вполне корректной, а мотивировка носит мифологический характер [93]. Так, Т. В. Булыгина и А. Д. Шмелёв, приводят (в качестве примера обыденного представления о языке) распространенное мнение о том, что ««невежливо» вместо извините говорить извиняюсь, потому что это значит 'извиняю себя'» [Булыгина, Шмелёв 1999: 148]. Данное положение авторы статьи иллюстрируют следующими примерами:

Наступившему на мозоль нельзя говорить извиняюсь (т. е. извиняю себя). Надо сказать: извините меня или простите; ведь пострадавшему не будет легче или приятнее, что вы сами себя извиняете в неуклюжестве» (А.Куприн); …в слове «извиняюсь» есть что-то раздражающее: ведь оно может означать только «извиняю себя», то есть, например, «считаю нормальным, что я вас толкну»… (Б. Тимофеев).

Метаязыковой комментарий о выражении извиняюсь (в перформативном употреблении) состоит, таким образом, из двух частей: 1) утверждения о нежелательности употребления формы извиняюсь и 2) объяснения этой нежелательности тем обстоятельством, что извиняюсь означает 'извиняю себя' (то есть постфикс- ся придает этой словоформе собственно-возвратное значение).

Не останавливаясь на истории этой формы [см., напр., об этом: Скворцов 1980] и не повторяя аргументов против «мифологической» интерпретации ее семантики (они очевидны для языковеда), обратим внимание на источник утверждения о том, что извиняюсь значит 'извиняю себя'. Этот источник кроется в уже упоминавшемся обыденном представлении, что у слова (и, видимо, любой языковой единицы) должно быть лишь одно «буквальное» значение. А в системе значений постфикса- ся «буквальным» является именно собственно-возвратное значение – 'направленность действия на субъекта этого действия'. Другие значения (взаимно-возвратное, обще-возвратное, косвенно-возвратное, активно-безобъектное, пассивно-качественное) находятся на периферии метаязыкового сознания рядового говорящего, поэтому форма извиняюсь соотносится в «наивном» представлении не со словами типа отпрашиваться, учиться, кусаться, обниматься, плавиться и т. п., а со словами типа умываться, бриться. В этом проявляется уже упоминавшееся свойство мифологического сознания: оно игнорирует факты, противоречащие «логике мифа».

Лексикографические мифы обыденного сознания связаны со стереотипными представлениями о словарях. Для обыденного сознания словарь обладает абсолютным авторитетом, поскольку «в хорошем, большом словаре собраны «все» слова языка» [Дубичинский 2009: 32]. Словарь «вбирает в себя всю накопленную человечеством мудрость и … дает довольно определенный, часто однозначный ответ, позволяющий видеть в нем истину в последней инстанции» [Голев 2003 б]. Мифологичность этого представления состоит в абсолютизации «правоты» словаря, который не может ошибаться, в ожидании того, что словарь может дать окончательный ответ по любому спорному вопросу.

Среди словарей, как уже отмечалось, безусловная пальма первенства в обыденном сознании принадлежит толковому словарю В. И. Даля. По наблюдениям специалистов, «современный журналист считает «хорошим тоном» ссылаться на словарь Даля, если нужно объяснить значение слова. Этот словарь окружен особым ореолом «самого главного» словаря» [Еськова 2000]. Почтение к этому словарю демонстрируют и примеры из художественных текстов; авторы и персонажи обращаются именно к словарю Даля (1), поскольку существует презумпция массового сознания, что в этом словаре представлено все, что есть в языке (2):

(1)В русском словаре Даля слова «гафт» нет. Есть – «гафтопсель», т. е. «парус над гафелем»… (Г. Горин. Иронические мемуары); <���…> недавно открыл словарь Даля (вот они, четыре тома с позолоченными надписями на корешках, четыре тома из моих примерно трех тысяч книг), нашел соответствующую статью и прочел: «ВИСЕЛЬНИК – удавленник, человек повешенный, либо удавившийся. // Сорванец, негодяй, достойный виселицы» (А. Слаповский. Висельник); (2)<���…> несколько десятков существительных и прилагательных, ни одно из которых не найдешь дажев словаре Даля (В. Конецкий. Начало конца комедии).