Марина Шумарина - Язык в зеркале художественного текста. Метаязыковая рефлексия в произведениях русской прозы

Он пишет хокку исключительно черными чернилами,причем ученическим пером (С. Гандлевский. НРЗБ. НКРЯ) и т. п.

В других же контекстах обращает на себя внимание нарочитость тавтологии:

Над ними небо было черное, чернее чернил,и не было видно звезд (Б. Савинков (В. Ропшин). То, чего не было. НКРЯ); <.. > у нас непорядок со временем и есть ли смысл заниматься каким-то серьезным делом например чертить чертежи черными чернилами [63]когда со временем не очень хорошо <���…> (С. Соколов. Школа для дураков. НКРЯ) и т. п.

О. И. Блинова, основываясь на данных обыденной мотивологии, отмечает, что наиболее достоверным показателем осознания словообразовательных связей слов являются высказывания, включающие в свой состав метаоператоры (Сильный ветер, снег метёт —и называют метель), а так называемые «характеризующие тексты», которые содержат «какую-либо характеристику обозначаемых ими предметов – по функции, свойству, признаку, использованию и т. п.» не свидетельствуют об осознании мотивационных отношений (например, В России у нас тоже метели сильные мели, а морозов таких, как здеся, не было и под.) [Блинова 2009: 232–233]. В самом деле, в «характеризующих текстах» не эксплицировано понимание говорящими словообразовательных связей между родственными словами [64]. В то же время наблюдение над художественными текстами показывает, что в них и при отсутствии метаоператоров (то есть при нулевых метаоператорах) возникающие «мотивационные сцепки» [Велединская 1997: 4] могут актуализировать (осознаваемые говорящими) отношения языковых знаков. Ср. подобные «сцепки» в текстах художественных произведений:

О, Марфа, Марфа! Ты печёшьсяо многом – оттого у тебя всё перепекаетсяили недопечено… (М. Горький. Дачники) и т. п.

Если в рассмотренных примерах содержанием метаязыковой операции становится «сближение» – выявление семантической (структурно-семантической) связи между словами, то в рефлексивах другого рода осуществляется метаязыковая операция «отталкивания» – актуализируется то или иное различие языковых единиц при сходстве их означающих; ср.:

<���…> сам я дорого бы дал, чтобы ко мне в голову хоть изредка приходили такие обороты, – такие оборотынабирает лишь новехонький «Порш». г-жи Паникаровской (В. Платова. Ужасные невинные).

При частичном совпадении плана выражения словоформ, сопоставляемых в одном контексте, может актуализироваться метаязыковая информация о различии вариантов одной единицы: стилистических, социальных, хронологически отмеченных и т. п. Так, батюшка Петруши Гринева в своей речи (1) использует устаревший орфоэпический вариант слова, а рассказчик (2) употребляет современный ему, нормативный:

(1)Где его пашпорт?подай его сюда; (2)Матушка отыскала мой паспорт,хранившийся в ее шкатулке вместе с сорочкою, в которой меня крестили, и вручила его батюшке дрожащею рукою (А. Пушкин. Капитанская дочка).

К метаязыковым контекстам с нулевыми метаоператорами мы относим и случаи намеренного отступления от языкового стандарта, которые обусловлены авторскими интенциями [Николина 2006 а: 423] и могут быть связаны с изображением речи персонажа. Ср.:

«Держи! держи! ташшискорее!» – раздавалось между тем у нас над головой. «Нет, постой ташшить! – кричали другие, – оборвется; давай конец!» (И. Гончаров. Фрегат «Паллада»).

Нарушения языковой нормы могут относиться и к речевому плану автора (рассказчика) или персонажа – носителя литературного языка. И. Н. Горелов и К. Ф. Седов подчеркивают: «Если образованный человек говорит «ну побегли» или «а куды мне вещи девать?», он знает, что «побегли» и «куды» – это отступление от нормы. Но именно осознание такого отступления, нарочитое смешивание литературной нормы и областных элементов делает игру игрой» [Горелов, Седов 2008: 188–189; выделено нами – М. Ш.]. Использование ненормативных единиц в таких случаях является одной из разновидностей языковой игры, которую многочисленные исследователи связывают непосредственно с метаязыковой рефлексией [Гридина 1996: 4; Санников 2002: 23; Сидорова, Стрельникова, Шувалова 2009: 445 и др.], поскольку языковая игра основана на преднамеренном нарушении нормы.

А. Н. Баранов и Д. О. Добровольский отмечают, что целью языковой игры «является не передача информации, а затруднение понимания, приводящее – среди прочего – к концентрации внимания участников ситуации общения на самом языковом выражении, на границах и возможностях языкового воплощения смысла» [Василий Буй 1995: 299; выделено нами – М. Ш.]. Поэтому контексты, в которых реализованы те или иные приемы языковой игры, безусловно, могут интерпретироваться как рефлексивы, в том числе – рефлексивы с нулевыми метаоператорами, например, образование окказионализмов (1), отказ от традиционного графического (орфографического, пунктуационного) оформления текста (2) и т. п.: