Жанна Долгополова - Чтобы мир знал и помнил. Сборник статей и рецензий

В обвинениях недостатка не было, но предъявить их оказалось делом нелегким, прежде всего, потому, что существовал закон, запрещавший наказание за владение вещами, приобретенными по истечении трех месяцев со дня утраты их предыдущим владельцем. Казалось, судьба играет на руку Исааку, на первом слушании присяжные признали его невиновным по двум общим и пяти уголовным пунктам обвинения, но на последнем заседании суда 12 июля 1830 года обвинение во владении заведомо краденым было хорошо обосновано, и суд приговорил Айки к четырнадцати годам каторжных работ с транспортацией в Австралию. В ожидании подорожной Айки отсидел еще десять месяцев в Ньюгейтской тюрьме и после пятимесячного плавания был доставлен в кандалах в Хобарт (столицу Земли Ван-Димена) 1 ноября 1831 года.

В те дни существовало негласное правило: по прибытии в порт каждый заключенный должен был рассказать властям о своем преступлении и наказании и сообщить все подробности о родственниках в Англии и, если таковые были, в Австралии. Делалось это потому, что британские власти отправляли людей и их досье на разных судах; заключенные, как правило, прибывали раньше документов, и колониальные власти «определяли» их по местам – в тюрьмы, на фабричные работы или в домашнюю обслугу, исходя из рассказов самих каторжан. Не подозревая, что слова не сверить с документом, прибывшие, как правило, говорили правду. Но Айки свой рассказ несколько подсочинил, сказав, что его нынешний четырнадцатилетний срок за хранение краденого не первый, что двадцать лет назад он уже побывал в Австралии, правда, под именем Моисея Джозефа, приговоренного к четырнадцати годам каторжных работ, но за примерное поведение его через три года освободили, и он сумел вернуться в Англию.

Припомнился ли Исааку его первый суд и первый подельник Джоель Джозеф, которого в самом деле сослали на австралийскую каторгу в 1810 году, была ли это спонтанная импровизация на хорошо знакомую тему – трудно сказать. Но упирая на свое примерное поведение в прошлом, он наверняка надеялся получить послабление в настоящем и скорое прощение в будущем. Не сработало.

Ему дали пять лет каторжных работ. Полгода он провел в Ричмондской тюрьме, год в известной своими ужасами исправительной колонии в Порт-Артуре, несколько раз получал прибавку к сроку за «непотребный язык», за «неблаговидное поведение», за «злобные выпады против архитектора», был какое-то время надзирателем. Выкупил его с каторжных работ известный в Хобарте торговец и эмансипатор Иуда Соломон.

Айки получил досрочное освобождение с видом на жительство в небольшом городке Нью-Норфолк в двадцати пяти милях от Хобарта, где он тут же снял дом и с нетерпением ждал, что соберется вся семья. Но многое переменилось за семь лет. Старшие сыновья переехали в Сидней. Жена его в открытую сожительствовала с Джоржем Мадденом, досрочно освобожденным каторжником, ограбившим в свое время тотализатор в Англии. Поговаривали, что ему по карману вернуться в Англию, как только выдадут полное помилование. Пока же он заканчивал срок, служа констеблем. Старшая дочь Айки была влюблена в жильца, снимавшего комнату в доме Джоржа Маддена, и даже знаться с отцом не хотела. Младший сын Давид считал себя владельцем отцовского дома в Хобарте, который Айки купил в 1831 году. Пока отец был на каторжных работах, сын сдавал дом и сейчас не собирался ни отдавать, ни делиться с отцом доходом. И только самая младшая тринадцатилетняя Сара, казалось, в самом деле радовалась возвращению отца. Она все годы жила с отцом и в отцовском доме отпраздновала свою свадьбу.

Угрозами или посулами, но Исаак заполучил в Нью-Норфолке и жену, и дочерей, и сына. И тут же последовали скандалы. В архивах штата Тасмания (бывшая Земля Ван-Димена) хранятся все жалобы, доносы, разбирательства местных властей в не прекращавшихся семейных дрязгах. Жена неоднократно жаловалась в магистрат на пьянство и буйство мужа. Полицейский магистрат находил жалобы несостоятельными, указывая, что обе стороны ведут себя одинаково непристойно. В случае продолжения скандалов мужу и жене грозили тюрьмой. А районному констеблю вменяли надзирать за поведением супругов. Меры эти ни к чему не приводили. Жена называла Айки «зверюгой», «вонючим псом», сын – «бродягой, попрошайкой, мерзким негодяем». Айки добился, чтобы ворота женской фактории вновь захлопнулись за Анн в наказание за «плохое обращение с мужем и применение к нему непотребных эпитетов».