Елена Мадден - Наши трёхъязычные дети

Папа детей – филолог (германист и скандинавист). Правда, это его второе образование, поначалу он готовился делать фильмы или, по крайней мере, писать о них. Мама – тоже филолог, по специальности – литературовед. Не психолингвист, не социолингвист, не имеет отношения и к контактной лингвистике – короче, не представитель наук, в рамках которых традиционно изучается многоязычие.

Почему я подчёркиваю всё это? Многоязычие наших детей никогда не было частью исследования или эксперимента (как это нередко случается с лингвистами: родители продолжают свою научную работу в воспитании детей…). Оно также и не «династическое» (как в семьях потомственных музыкантов: ребёнок в 4 года получает в руки свою первую скрипку) – мы не ставили задачи растить с пелёнок филологов-мультилингвов.

Мы вообще не связывали с воспитанием детей каких-либо амбиций. Ведь как это бывает порой? Родители планируют судьбы отпрысков, пытаясь исправить собственные ошибки и осуществить неисполнившиеся желания. Чада должны знать и уметь больше родителей, добиться того, чего те не смогли достичь, сделать головокружительную карьеру и наслаждаться плодами жизненного успеха… Мы таких целей не ставили.

А как насчёт полного развёртывания потенциала маленького человечка? Звучит заманчиво. Прекрасная цель – если только при этом реального ребёнка в мечтах родителей не заслоняет умозрительный (с неисчерпаемыми возможностями). Тут опять-таки важно вовремя распознать СВОЮ потребность гордиться «звёздными» детьми… У нас, родителей, по счастью, такой потребности не было.

Короче, нам не хотелось, чтобы наши малыши оказались заложниками некоего идеального образа, неважно, питается он несбывшимися родительскими мечтаниями или завышенными – из-за переоценки детских возможностей – ожиданиями…

Перечитала – и подумалось: не надо бы иронизировать над иными, чем у нас, целями. Пусть даже неожиданными, если не экстравагантными. Один, переводчик, чувствует, что родился «не в той» стране, «не с тем» языком. Другой, кибернетик, видит жизненную задачу в том, чтобы бороться с гегемонией английского, с «англицистским засорением окружающей среды», – и потому говорит с дочерью на эсперанто… Кто упрекнёт родителей, поддавшихся сильной страсти? в конце концов, они своей цели, скорее всего, достигнут – и вовсе не обязательно за счёт детского счастья.

Речь должна идти только о том, что всё это – не наш случай.

Всё очень просто. Многоязычие наших сына и дочери оказалось для нашей семьи жизненной необходимостью.

Дело не в том, что мы недостаточно хорошо владеем языком страны проживания. Мы оба бегло говорим по-немецки. Отец детей – профессиональный переводчик, больше 20 лет работает на немецком телевидении и в киноиндустрии (переводит и адаптирует сценарии, субтитры…). Я написала по-немецки несколько работ, несколько лет занималась редакционной работой при вещающей за рубеж немецкой телерадиостанции…

Просто каждый из нас хотел говорить с детьми на родном языке. Здесь мы чувствуем себя в своей стихии – нам казалось, наше общение с детьми только на родном языке будет полноценным, по-настоящему свободным и глубоким.

На меня произвёл сильное впечатление набросанный Тове Скутнабб-Кангас сценарий отдаления взрослеющего ребёнка от родителей (Skutnabb-Kangas Т. Bilingualism or Not, 1980). Вот он вкратце: эффекты переходного возраста усугубляются трудностями общения на чужом для родителей языке. Неродной язык оказывается слишком грубым инструментом для разговора о сложных материях. Кроме того, подросток стыдится родительской неадекватности в их втором языке: стыдится несовершенного (поскольку неродного) второго языка родителей… Дочитав книгу, я подумала: мы сделали правильный выбор.

Да, собственно, был ли у нас выбор? Даже и знай мы уже в самом начале все аргументы «против», все ожидающие нас проблемы, всё равно стали бы пробовать. Потому что говорить с детьми на родном языке было для каждого из нас, родителей, просто-напросто естественно.

Мы с самого начала строго следовали принципу «Один родитель – один язык». Его обычно ассоциируют с именем Жюля Ронжа́ (Jules Ronjat). Французский лингвист и один из «пионеров» двуязычного воспитания вместе с женой-немкой вырастил двуязычного сына и рассказал о семейном опыте в книге-дневнике 1913 года.

Строго говоря, в основе педагогики Ронжа лежали идеи его коллеги Мориса Граммо (Maurice Grammont) о строгом разделении языков. Авторские права, таким образом, принадлежат Граммо, советы которого Ронжа опробовал, а позднее и пропагандировал. (Он воплощал их в жизнь настолько последовательно, что доводил иногда почти до абсурда или до курьёза: на вопрос четырёхлетнего сына: «Как сказать по-немецки тень ?» – отвечал: «Спроси лучше у мамы, когда она вернётся»…)