Коллектив авторов - Литература 8 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы

Обхождение его совсем противоположно тому, которым граф Благотворов составляет услаждение своих приятелей: простонародные предрассуждения, разговор черни, никакой вежливости, никаких знаний. Он утверждает, что Владимир был современник Августов [297], что пушки были при осаде Трои. Ломоносов ему столь же известен, как Конфуций [298].

Сколь различным образом препроводил я вечер на ночлеге моем. Я пристал к почтенному земледельцу. Четыре сына, из которых меньшему было за пятнадцать лет, окружали с почтением добродетельного отца. По доброй старости его я не поверил бы, что он переступил уже за сто лет жизни своей, если бы я осмелился и сам в себе подумать, что ложь может быть на языке его.

Поля, окружающие деревню, его рукою обработаны. Он первый поставил хижину, когда кругом еще было непроходимое болото и дремучий лес. Труды его благословлены изобилием, а добродетель – потомством. Его одно семейство составляет население деревни.

По вечерам все сходятся в жилище праотца своего утешать старость его зрением резвой юности и пользоваться мудростию его и опытностию. Женщины занимаются около огня домашними упражнениями в кротком молчании. Старик рассказывает или забавляет правнучат своих. И тогда два младенца, сыновья внуков его, сидели у него на коленях и играли сединами его. Он вкушал радости, редким из людей известные. Алексей, младший внук его, возвратился в тот день из похода. В мундире, две медали на груди, молодой человек чувствовал несравненное удовольствие быть похваляему дедом своим. Старик сам служил в молодости. Он имел счастие видеть и слышать Петра Первого. Молчание царствовало вокруг его, когда он выговаривал с глубоким чувствованием и с слезами имя великого государя. Память его, сохраняя залог свой, повторяла верно все приключения молодости его как бы действия вчерашние. Таким образом, некогда сама история составилась из преданий.

Гостеприимный, с важностию, он продолжал заниматься семейством своим. «Не прогневайся на меня, – говорил он мне, – я не видал давно Олешеньки, и мне недолго его видеть. Я желаю от всего моего сердца, чтобы и ты дождался внучат своих, когда они с войны придут. Я было отдал его государю: Бог привел опять увидеть».

Меня поразила мысль, что в тот же самый день простой крестьянин внушил в меня почтение, когда я взирал с презрением на знатного, недостойного своей породы. Я почувствовал всю силу личного достоинства. Оно одно принадлежит человеку и возвышает всякое состояние.

Сколь истинно, что лишения придают новые приятности наслаждениям нашим! После отсутствия моего мне кажется, что дом мой еще украсился, хотя глубокая осень лишила сад мой и рощу летнего их убранства и заключила в комнаты уединенного их обладателя. Я доволен тем, что могу быть сам с собою. Никакое неприятное воспоминание не отравляет моего уединения. Чувствую сердце мое способным к добродетели. Оно биется с сладостною чувствительностию при едином помышлении о каком-нибудь деле благотворительности и великодушия. Имею благородную надежду, что, будучи поставлен между добродетелию и несчастием, изберу лучше смерть, нежели злодейство. И кто в свете счастливее смертного, который справедливым образом может чтить самого себя?

Какое удовольствие ожидало меня на пороге дома моего! Усердие домашних, которых каждое движение изъявляло радость о моем приезде; одно зрение покоев, столь знакомых, где я так давно счастлив, книги, в которых учуся мыслить и чувствовать; рукописи, слабые опыты, в которых осмеливаюсь перелагать древних или предаюся собственной мечтательности, – все вместе делало минуту возвращения моего восхитительною. И после того есть еще люди, которые ищут благополучия в рассеяниях, в многолюдстве, далеко от домашних богов своих! Бегают от веселий к весельям и из земли в другую, между тем как оно везде в своем отечестве и ожидает их дома.

Меня занимает приятным образом домашнее хозяйство. Есть люди, которым нужна моя помощь, совет, предстательство [299]. Какое счастие отереть слезы невинно страждущего [300], оказать услугу маломощному, облегчить зависимость подчиненных! Но что скажу о дружбе? Чувствовать себя в другом, разуметь друг друга столь искренно, столь скоро при едином слове, при едином взоре! Кто называет дружбу – называет добродетель. Меня ожидал в горнице моей Алетов, возвратившийся из похода. Предчувствования сердца его открыли ему время возвращения моего. Наши сердечные объятия, наше глубокое молчание изъявляли красноречивейшим образом чувствования, для которых нам слов не доставало.