А. Тюрин - Воспоминания главного конструктора Петра Александровича Тюрина

Однако согласованное распределение по едокам в первом сезоне не выдержало испытания: много было недовольных несправедливостью такого решения. В новом сезоне правление пересмотрело свое прежнее решение и ввело трудодни. Распределение урожая производилось по трудовым затратам. Копка оценивалась наиболее высоко. Аналогичная картина была и в колхозах, так что ученые мужи вели себя подобно колхозникам, постигая премудрости общественного производства на собственном опыте.

Помимо коллективного огорода были делянки индивидуального пользования, на которых возделывались морковь, свекла, помидоры и огурцы. В кирпичных домах были подвалы, в которых можно было держать зимой овощи, моченую капусту и соленые огурцы в бочках.

В 1931—38 годах обстановка в Воронежском сельскохозяйственном институте была нервозной, подозрительной. Многие преподаватели и профессора исчезали. Ночные визиты «черного ворона» наполняли людей страхом и отчаянием. Общее состояние благодатного края оказалось существенно подорвано. Централизованное снабжение по продуктовым карточкам было мизерным. Был настоящий голод. Отец имел карточку служащего, дети и мама – иждивенцы служащего. Чтобы иметь еще одну карточку служащего, мама поступила работать в фундаментальную библиотеку института.

В 1930 году из Воронежского сельскохозяйственного института был выделен Лесной факультет и на его основе создан Воронежский лесной институт. Отец принимал непосредственное участие в его организации. Но «охота на ведьм» затронула и Воронежский лесной институт. Несколько работников института, считавшими себя марксистами-ленинцами, развернули травлю отца, обвиняя его в распространении буржуазных течений в лесной науке, в том числе как последователя М. М. Орлова, заслуженного профессора Ленинградской лесотехнической академии, якобы ученого «буржуазного толка», уже отстраненного от заведывания кафедрой Лесной таксации (в настоящее время в память о М. М. Орлове названа одна из аллей парка Лесотехнической академии).

Здесь уместно пояснить, что таксация – эта наука об измерении запасов древесины, наука скорее математическая, никак не связанная с политикой. Эта наука не рекомендует рубить лес больше, чем он прирастает. Естественно, нельзя брать от леса больше того, что он может дать, иначе будет хищническое его уничтожение. В случае сплошной рубки при достижении спелости леса, необходимо проводить посадки новых деревьев. Так всегда поступают в развитых странах, где заботятся о воспроизведении леса. Ради индустриализации началось массовое уничтожение лесов, причем в самых густонаселенных районах центральной России и Западной Сибири, ближе к дорогам и рекам. Тех, кто мешал или не способствовал этим действиям, объявляли врагами народа, носителями буржуазной идеологии. Особенно тяжелыми были 1936—37 годы. Отец называл эти годы самыми сумеречными годами.

Много полезного было сделано отцом по организации Воронежского лесного института и организации лесопользования. В это время отец занимал должность главного лесничего страны во вновь организованной Главлесохраны и писал учебник по лесной таксации. Но после ареста начальника Главлесохраны И. К. Якимовича и назначения на эту должность Г. П. Мотовилова, отец по состоянию здоровья отказался от поста главного лесничего и вернулся в Воронеж, оставив за собой только работу в Лесном институте.

Профессор М. С. Самофал и, к сожалению, директор Г. С. Рычков, которого отец высоко ценил за организаторский талант, создали в институте нетерпимую общественную обстановку под крикливыми лозунгами борьбы с буржуазными течениями. Как будто лес и его законы воспроизведения могут быть социалистическими или буржуазными. Учебник по таксации подвергался несправедливой критике, но, наконец, вышел из печати и в последствие многократно переиздавался.

Пройдут годы и закатится звезда временщиков лесной науки, а авторитет отца, как ученого, только укрепится и получит общее признание.

В Воронежском сельскохозяйственном институте ситуация была еще более трагичной. Профессора В. И. Иванов, Ф. Н. Чириков, А. Н. Минин, И. В. Якушкин, А. Я. Закс были арестованы и осуждены на большие сроки, якобы за принадлежность к различным вредительским группам (Чаянова, Кондратьева). Доносительство и наушничество процветало. Никто толком не мог понять, в чем вина профессоров и как они могли влиять на общественное положение. Кто-то упоминал ночные сборища в отдельных квартирах, но на самом деле заядлые преферансисты меньше всего походили на заговорщиков.