Ив Жангра - Ошибки в оценке науки, или как правильно использовать библиометрию

Многие вузы пользуются этими рейтингами, если находят в этом выгоду для себя. Такое поведение является по меньшей мере оппортунистским, если не сказать циничным. Хорошим тому примером может служить университет X (речь идет о реальном заведении, но из гуманных соображений не будем его называть). Подыскав подходящий рейтинг, руководство университета, по всей видимости, предпочло не упоминать свое в нем место. Тогда специалист по маркетингу предложил следующую формулировку: «Университет X находится в пятерке лидирующих канадских университетов». Но если университет X «находится в пятерке лидеров», почему тогда просто не назвать его место? Занимает ли он первую строчку? Конечно, нет, иначе бы он с гордостью заявлял об этом. Скорее всего, он и не на втором месте, по той же самой причине. Остаются третье, четвертое и пятое места… Я предполагаю, что этот вуз попал на четвертое или пятое место в этом рейтинге и специалисты по пиару рассудили так: «Нам хотелось бы быть в числе лидеров, так давайте используем слово „лидер“, и тогда, вполне возможно, читатель именно его и запомнит!» Стоит особо отметить выражение «в пятерке лидирующих ». Хотя никакой закон не запрещает такого рода утверждения, они все-таки граничат с интеллектуальной нечестностью и приближаются к методам, используемым продавцами подержанных автомобилей и других сомнительных товаров. Я считаю, что такой тип поведения постепенно искажает миссию университета, поощряя цинизм.

Вот еще один пример: университет Б (название которого мы тоже не раскрываем) всерьез принимает рейтинг, хотя его место из года в год меняется без какой-либо связи с родом его деятельности. Он с гордостью заявил, что в этом году занял в нем 20-е место, забыв при этом упомянуть, что в прошлом году он был на 12-м месте! Либо рейтингу можно верить — и тогда понижение на восемь мест демонстрирует серьезное снижение качества или даже провал в менеджменте со стороны руководства, которому следовало бы запустить программу коренных преобразований; либо рейтинг никчемный и все эти места, будь то 20-е или 12-е, гроша ломаного не стоят. Иными словами, маркетинговые стратегии не должны основываться на этих цифрах. И кстати, администраторы разных учреждений, получивших хорошие результаты, подтвердили мои впечатления: «Вы правы насчет этих рейтингов, но наши послания должны быть просты». Цинизм здесь сопровождается снисходительным отношением к бедным студентам и их родителям, неспособным разобраться в сложных вопросах…

Исходя из сказанного, можно только поддержать выступление Дэвида Нейлора, ректора Торонтского университета, самого крупного в Канаде, публично признавшего в 2006 году, что рейтинг вузов, предложенный канадским журналом Maclean’s , пригодился его заведению только для одной цели: маркетинга . «Никто из нас не верит всерьез, — заявил он, — что этот рейтинг имеет интеллектуальное обоснование» [155] 155 The Ottawa Citizen , 23 April 2006. Maclean’s — канадский иллюстрированный журнал, в котором ежегодно публикуются рейтинги канадских университетов. . Подобный цинизм в академической среде — прямое следствие создания рынка высшего образования и небывалого подъема пиар-технологий. Процитируем снова Дэвида Нейлора: «Велик соблазн одной-единственной цифры. Ее легко вставлять в пресс-релизы. Пару-тройку цифр легко упомянуть на обложке журнала, тем самым превратив эти показатели в основной инструмент помощи в выборе вуза. Рейтинги отнюдь не являются прозрачным источником информации для выпускников и их семей, которые должны принимать важные решения в сфере высшего образования. Они маскируют проблемы лидеров и скрывают преимущества аутсайдеров». После этого критического выступления он решил, что его заведение не будет больше участвовать в рейтинге Maclean’s . Почему? Потому что Maclean’s — частная компания, делающая деньги на университетах и, в частности, на своем ежегодном рейтинге. Очевидно, что университеты очень мало меняются за один год, но это не мешает специальному номеру Maclean’s , содержащему рейтинг, продаваться лучше, чем обычные номера. И что же мы узнаем нового каждый год? Совсем не много… Рейтинги приносят прибыль прежде всего журналу, который зачастую использует данные, бесплатно предоставляемые ему университетами!

Излишнее доверие к рейтингам может также привести к нелепым ситуациям, как это было в случае с Александрийским университетом в Египте. В 2010 году он вдруг оказался в топе исследовательских университетов согласно рейтингу, публикуемому фирмой QS совместно с Times Higher Education (THE). Университет поспешил похвастаться новым статусом на своем веб-сайте, и главный редактор THE даже поздравил университет, заявив, что «попадание заведения в эту таблицу означает, что оно по-настоящему вышло на мировой уровень» [156] 156 D. D. Guttenplan, “Questionable science behind academic rankings,” in New York Times , 15 November, 2010, доступно по адресу: http://www.nytimes.com/2010/11/15/education/15iht-educLede15.html?pagewanted=all&_r=0. . По всей видимости, неожиданный выход университета на уровень мировых лидеров настолько вскружил его руководителям головы, что им было даже недосуг задать себе элементарный вопрос: как получилось, что практически незаметная на мировом уровне институция вдруг за один год поднялась в число исследовательских заведений мирового класса? К счастью (и к несчастью для этого университета), более проницательные люди задались этим вопросом и обнаружили техническую ошибку при обработке данных. Без особой огласки эта ошибка была исправлена, и в следующем году в очередном рейтинге Александрийский университет оказался в категории «601+» (то есть между 601-м и 700-м местами), а данные за 2010 год попросту исчезли из обращения… [157] 157 http://www.topuniversities.com/node/4414/ranking-details/world-niversity-rankings/2012. Другой курьезный случай связан с Шанхайским рейтингом, где одним из показателей качества является тот факт, что в университете учился или работал лауреат Нобелевской премии. Когда Альберт Эйнштейн в 1922 году получил Нобелевскую премию по физике, он был профессором Берлинского университета, за что последнему причитаются очки в этом рейтинге. Однако в конце Второй мировой войны университет был разделен на две части: первая превратилась в Гумбольдтовский университет, перешедший под коммунистический режим, а западная часть в 1948 году стала Свободным университетом Берлина. И, разумеется, оба университета считают Эйнштейна своим! В связи с нашим изложением интересен тот факт, что аффилиация Эйнштейна с одним или другим заведением меняет их место в рейтинге на сто позиций! Помимо того что данный показатель имеет чрезмерный вес, он ставит в целом вопрос: каким образом Нобелевская премия, врученная в 1922 году, может свидетельствовать о качестве университета 2000-х годов? Налицо неадекватность показателя… Однако это не помешало обоим заведениям, вместо того чтобы прийти к выводу о несостоятельности данного рейтинга, сцепиться друг с другом в мелочной драке за свои позиции в нем [158] 158 См.: Martin Enserink, “Who ranks the university rankers?” in Science , 317, 24 August, 2007, pp. 1026–1028. . Ввиду такого непостоянства и произвольности выбранных показателей и их относительного веса можно лишь улыбнуться, услышав слова французского министра науки, которая, всерьез комментируя Шанхайский рейтинг за 2013 год, отмечает, что французские университеты «постепенно отвоевывают в нем места» [159] 159 Mathilde Munos, “Classement de Shanghai des universités: ‘La France grignote des places’ (Fioraso),” in France Info , 15 August, 2013; http://www.franceinfo.fr/education-jeunesse/les-invites-de-france-info/classement-de-shanghai-des-universites-la-france-grignote-des-places-fiora. .