Авиация 2001 03

Начальник штаба майор Беляков."

После этого строгого приказа на аэродроме был наведен должный порядок? Ошибаетесь! Выдержка из приказа Командира 72-го Смешанного авиационного полка № 053 от 27.06.41 г.:

"Ряд фактов свидетельствуют о том, что мои требования выполнены неточно: рассредоточение самолётов и их маскировка остаётся до сего времени неудовлетворительной… <���…> Несение службы у прямого телефона КП АП остаётся на низком уровне. Служба наблюдения за сигналами с КП АП остается низкой. Примером служит поздний взлёт дежурного звена 2-й эскадрильи 28.06.41 2*. <���…> Каждый вылет представляет из себя в лучшем случае безобразно организованные полёты в мирных условиях.

1* На 1.08.41 г. по данным 1-й САД армейскими лётчиками было сбито 48 самолётов противника, из них 11 самолётов требуют проверки, ПВО 14-й Армии сбито 14 самолётов, из них 2 — требуют проверки, ВВС СФ сбито 68, из них 6 требуют проверки. Всего же по всем данным на Северном ТВД на 1.08.41 года сбито 130 самолётов противника и 19 самолётов требуют проверки — ЦАМО, Ф. ВВС 14А, on. 5268, д.9, л.11

2* Приказ подписан 27.06.41, а в тексте приказа упоминаются события, произошедшие на день позже, т. е. 28-го июня. Это нонсенс. Выскажу предположение, что приказ написан «задним числом», после того, как 29-го июня аэродром подвергся бомбардировке, в результате которой имели место существенные потери. Наверное, таким образом командир полка и начальник штаба хотели снять с себя часть ответственности за те безобразия, которые упоминаются в тексте обоих вышеприведенных приказов.

И-153 в полузакрытом капонире. Лишь после бомбардировок аэродрома Ваенга-Первая, в июле 1941 г. начали строить подобные укрытия для боевых самолётов ВВС СФ.

До сих пор бензохранилище, бомбохранилище остаётся не замаскированным, должных мер к маскировке не принимается…

Командир АП ГСС Майор Губанов.

Начальник штаба майор Беляков."

Но и после второго приказа на аэродроме мало что изменилось. 29-го июня Ваенга-Первая и губа Грязная (гидроаэродром) подверглись бомбоштурмовому удару. Должен заметить, что Марданов неточен, показывая потери нашей авиации в этот день. В "Историческом отчёте о боевой деятельности ВВС СФ" в результате двух налётов говорится о шести уничтоженных самолётах и восемнадцати повреждённых [9, лист 26], причём погиб один лётчик — мл. л-нт Шапошников И.Ф., в самолёт которого попала бомба. Были жертвы и среди наземного технического состава полка. Обратите внимание на то, что на аэродроме в результате налёта было уничтожено шесть и повреждено восемнадцать самолётов. Таких потерь сразу в один день за всё время войны на Крайнем Севере в результате бомбардировок наших аэродромов больше не было!

О маскировке аэродромов в ВВС Северного флота «вспоминали», когда на лётном поле стали рваться фугасные бомбы. Выписка из "Отчёта о проводимых работах по маскировке в частях ВВС Северного флота":

"Организация маскировочной службы в частях ВВС Северного флота с первых дней войны была налажена плохо. Начальники маскировочных служб авиабаз <���…> задачу свою не совсем хорошо понимали и не с желанием приступили к работе — этому способствовали командиры авиабаз и командиры авиаполков, которые не придавали маскировочному делу большого значения, как боевому виду работы. <���…> Маскировочный материал авиабазами был распределён не по назначению и учёта его никто не вёл". (ЦВМА, Ф.12, оп. З, д. 199, л.128).

Ещё в «большей степени готовности» встретили начало войны ВВС 14-й армии. Я уже писал об этом в одной из своих работ («Авиация» № 5). Напомню, вся армейская авиация, два истребительных полка — 145-й и 147-й, в полном составе до начала активных боевых действий на сухопутном фронте с начала июня по 29-го июня стояли крылом к крылу в несколько рядов на одном аэродроме — Шонгуй, так как на аэродроме Мурмаши велись строительные работы.

Есть аналогичные свидетельства о том, как войну встретили части ПВО. Выдержка из воспоминаний И.П. Шамякина:

"33-й ОЗАД был главной силой наземной противовоздушной обороны, прикрывавшей небо обширного района… 3*И теперь, по истечении стольких лет, я не перестаю недоумевать, почему наш дивизион, прикрывавший столь важные объекты, утром 22 июня не был поднят по тревоге. В это трагическое воскресенье зенитчики после завтрака отсыпались, приводили себя в порядок, писали письма. О начале войны с Германией мы, как и всё население страны узнали из выступления В. М. Молотова по радио. Между прочим, на батарее я первым услышал эту речь. Как раз в полдень, отбывая внеочередные наряды, полученные за чтение посторонней книги на политзанятиях, я убирал командирскую землянку, где был репродуктор. Лейтенант Тамразян передал известие о нападении Германии в штаб дивизиона и объявил тревогу". [3, стр.25–26].