Яков Белицкий: Богословское-На-Могильцах

— Все щербачевские документы перечитал. Ну, не вижу, не чувствую я Богословского-на-Могильцах, все у меня в растопыр.

И многоопытный, несмотря на сравнительно молодой свой возраст, архитектор Демидов (тот самый Васильич!) сказал мне однажды:

— Щербачев — фигура малоприметная. Вы начните со следующего владельца усадьбы — с князя Гагарина. Гавриил Петрович не откажет вам в помощи…

И я снова приехал в Могильцы, привез я с собой полчемодана выписок и неподъемный фолиант, повествующий о царствовании императора Павла I. И снова читал и снова выписывал.

За окном пофыркивали торопливо пробегающие легковушки и автобусы, подо мною, на балконе, отдыхающая семья обсуждала только что принесенные грибные трофеи, с частотой дятла кто-то стучал по ограде корта теннисным мячом…

А я читал «Журнал пешеходцев от Москвы до Ростова-Ярославского и обратно в Москву» М. И. Макарова, изданный в 1830 году.

Потом перевернул последнюю страницу, так ц не сделав ни одной выписки. Подошел к окну и вдруг…

и вдруг увидел затейливый огненный фейерверк над Иорданным прудом и длинную вереницу раззолоченных карет, резво катящих к воротам княжеской усадьбы. И услышал захлебывающийся от восторга высокий голосок князя Гавриила:

— Какая радость, ваше величество, какая нечаянная радость для меня!..

Гаврила Державин. Водопад

Князь в лицедействе был многоопытен и весьма искусен. Он загодя вышел на дорогу, выжидая, когда кто- нибудь из дозорных мужиков подаст условный знак.

Еще накануне прискакавший в усадьбу нарочный известил князя, что, возвращаясь из Троицкой лавры, император, возможно, соизволит прибыть к обеду в Богословское-на-Могильцах.

И уже задолго до рассвета потянулся дымок над барскими кухнями, разосланы были за куропатками егеря в барский лес и ошалевшие от грозных окриков дворовые девки опрометью бежали от прудов с отчаянно бьющимися в деревянных бадейках карпами.

Однако же, когда кортеж въехал в усадьбу, Гавриил Петрович сумел натурально изобразить неожиданную и неописуемую радость и даже как бы запыхался слегка, показывая этим, что торопился, увидев из окна императорскую карету.

Трясет напудренным париком князь Гавриил, а сам опытным глазом вглядывается в Павла: в настроении ли, не выкинет ли какое-нибудь коленце, до которого всегда был великий мастер?

Павел Петрович держал на лице выражение, подобающее христианину, только что приобщившемуся к святыням, — был молчалив и благостен, князя не оборвал, сказал негромко: «Ну, полно, полно», притянул голову Гавриила Петровича и поцеловал в лоб всхлипнувшего от умиления князя.

Они были знакомы с детства: Гагарина назначили в «совоспитанники его Императорскому высочеству».

Воспитанием будущего императора занимался граф Иван Панин, часто бывал при дворце и его брат, генерал Петр Панин, — они-то, преследуя дальние цели, и ввели в окружение наследника своего племянника. Гагарин был на девять лет старше Павла. Поэтому составлял он общество великому князю не столько в науках (которые тот, как свидетельствовал придворный учитель Семен Порошин, «слушал не без скуки»), сколько в забавах на плацу, когда под их команду отменно маршировали солдатские цепи и безупречно держал конный строй любезный его императорскому высочеству кирасирский полк.

Не менее охотно «сотоварищ» участвовал в потехах с игрушечными солдатиками, когда, строго по ранжиру выстроив их в безупречные шеренги, они палили с Павлом Петровичем по этим шеренгам из крошечных пушек, доверху наполнив апартаменты наследника сизым пороховым дымом.

На эти забавы мать-императрица не появлялась. Она вплывала иногда на уроки по математике и географии. Слушала ответы учителю и брезгливо оттопыривала губу: наследник российского престола отвечал косноязычно, багровея и покрываясь бисером пота под ледяным взглядом Екатерины. Великовозрастный его приятель отвечал не лучше, а посему из дворца не отчислялся — при юноше, который был бы более искусен, понятлив в науках, Павел Петрович выглядел бы совсем непрезентабельно.

Но князь Гагарин отнюдь не был туп и непонятлив! Вся его последующая жизнь показала, что обладал он изрядными способностями к точным наукам, был памятлив в языках и имел изрядную склонность к словесности и риторике.