Арон Белкин: Третий пол

Там же, в общежитии, Наташа встретилась с девушкой, пробудившей в ней страстную любовь и такую же сумасшедшую ревность. У Насти, так звали эту девушку, было много поклонников, но она видела в них только грубых, примитивных парней, не умеющих даже красиво сказать о своих чувствах. Виктор был совсем другим. Он дарил ей цветы, конфеты, посвящал неуклюжие, но потрясающе искренние стихи. Оттолкнуть его девушка была не в силах, хотя подруги и внушали ей, что Виктор – гермафродит и связываться с ним опасно. Роман развивался бурно, мучительно, и все это время его герои, ссорились они или сходились вновь, чувствовали себя, как в аквариуме, – в условиях общежития нельзя было ступить и шага, чтобы это тут же не становилось известно всем. Это побудило молодых людей уехать туда, где тайна Виктора никому не была бы известна.

У Насти проблем с переездом не возникло. По совету своих родных она нашла еще один маленький городок, где требовались строители, устроилась работать маляром, прописалась, сняла квартиру. Виктор, он же Наташа, сразу оказался в тупике. Дерзости, свойственной, как мы уже знаем, женщинам-мужчинам, хватило на то, чтобы подделать паспорт. Но не было военного билета, а без него документы на прописку не принимали. Именно это затруднение, а вовсе не надежда получить профессиональный совет или помощь, заставило мою будущую пациентку обратиться к харьковским, а затем к московским врачам. Врачи должны были дать хоть какую-нибудь справку, и Наташа рассчитывала, что «творчески» поработав над ней, то есть вписав пару нужных слов, сможет представить в милицию официальное заключение о непригодности к военной службе. Как ни странно, этот фокус удался.

Когда все формальности были улажены, влюбленные зарегистрировали брак.

«Невозможно описать каждый день нашей жизни, – читаем в записках Натальи. – За год, прожитый нами вместе, я не раз слышал от Насти:? Витенька, я так счастлива! ¦ Мы постепенно все больше и больше привязывались друг к другу. Каждый из нас с работы спешил скорее домой, чтобы увидеться. Мы не могли насмотреться друг на друга и нацеловаться.

Однажды у нее пошли месячные. Она страшно мучилась болями в животе. Я ничего не заставлял ее делать дома – со всем справлялся сам, и стирал, и убирал, и есть готовил. В тот раз ей было особенно плохо, и она сказала:? Как болит, Витенька, ты не можешь себе представить, если бы хоть один мужчина испытал это!». Я решил признаться, что и у меня бывает менструация, поэтому я все понимаю и очень ей сочувствую. Настя удивилась, но так как ничего не знала о гермафродитах, то приняла это как должное. «Ну и пусть, – сказала, – все равно я тебя люблю!.

На кирпичном заводе я получал мало. Настя перешла на хлебозавод. Там три смены. Я здорово уставал, но все равно в двенадцать ночи всегда ходил провожать ее или встречать. Потом я поступил в литейный цех формовщиком, с деньгами стало легче. Все постепенно налаживалось. Но я мучился страхом, что рано или поздно обман раскроется. За себя я не боялся, а за Настеньку переживал. Из-за этого мы ссорились по пустякам, но, к счастью, тут же мирились. С каким трудом я добился, чтобы она стала моей женой! И как глупо потом потерял!

Настин брат с семьей жил в Эстонии. Мы поехали к ним в гости. Там был богатый совхоз, не дома, а дворцы. Платили рабочим очень хорошо. Родные стали уговаривать переехать к ним жить. И мы согласились, хотя хорошо помню: у меня было предчувствие, что вот переберемся – и что-то случится. Они все вместе останутся там, а я уеду. Так и вышло. А ведь если бы мы не затеяли этого переезда, то вряд ли я был бы разоблачен…»

Что именно произошло в Эстонии, я не помню, и в записях об этом ничего больше не сказано. Сохранился в памяти лишь результат пережитой драмы: весь свой вулканический темперамент Наталья направила на то, чтобы добиться хирургической трансформации пола. О том, что это возможно, ей стало известно еще во время поездки в Харьков и в Москву, но поскольку Настя знала и принимала ее такой, как она была, информация прошла мимо сознания. Теперь же Наташа видела в операции единственны выход. И я должен сказать, что объективно все данные были за то, что ей удастся настоять на своем. Из всех женщин-мужчин, проходивших в тот период обследование в нашей клинике, ее психологические особенности, да и вся история ее жизни в наибольшей степени соответствовали диагностическим критериям транссексуализма.

Но случилось непредвиденное. В один прекрасный день, без объяснения причин, Наталья подошла к своему лечащему врачу и сказала, что хочет выписаться. Мало того: призналась, что покинуть больницу ей хотелось бы в женской одежде, но денег на покупку нет, как быть, она не знает. Врач уговорила Наташу подождать до вечера, помчалась домой, разворошила весь свой небогатый гардероб, кое-что прихватила из вещей своей дочери и с полными сумками вернулась в отделение. Наташа переоделась, с большим удовольствием осмотрела себя в зеркале и ушла. Вернулась через несколько дней, чтобы попрощаться со всеми, объявила, что решила уехать из Москвы, что от операции отказывается и начинает новую жизнь. «Мне сейчас трудно объяснить что-либо, но как соберусь с мыслями, я тут же напишу!» – сказала на прощание Наталья. И точно, через несколько дней пришел по почте толстый пакет.