Арон Белкин: Третий пол

Это было страшное открытие, страшное для самой Наташи, которая увидела в этом карикатурном образе и себя. Защита могла быть только одна – отмежеваться от привидевшегося уродства. «Да, я влюбилась во второй раз, но почувствовала, что эта любовь уже не такая, не как мужчины к женщине. Глупого чувства у меня к Лене не было, а было что-то родственное. Мне не хотелось повторить то, что было раньше с Настей. Я поняла, что от Славки эту девочку надо уберечь. И от себя тоже».

Чтобы спасти Лену, нужно было рассказать ей правду. «Разоблачить» Марину-Славу труда не составило, а откровенность в отношении самой себя потребовала огромного нравственного усилия. К счастью, Лена и в самом деле оказалась добрым и чутким человеком и к тому же не полным профаном в медицине: она работала медсестрой в железнодорожной больнице.

Как это чаще всего и бывает у транссексуалов, Наташа всегда ощущала психологический барьер в общении и с женщинами, и с мужчинами. С самого детства у нее не было ни друзей, ни подруг. Опыта открытого обсуждения своих проблем она не имела – врачи в данном случае не в счет, слишком большая дистанция разделяет врача и пациента. Впервые появился близкий человек, сочувствующий, сопереживающий перед которым можно было открыть душу.

Но и то не до конца! Интуиция подсказала Наталье, что нельзя рассказывать Лене о том, какие отношения связывали ее с женой. «Мы жили, как брат в сестрой», – такую выбрала она версию. Что же заставило ее ограниться полуправдой? Я вижу только одно возможное объяснение. В контексте тех признаний, которые были уже сделаны, близость с женщиной выглядела бы чисто гомосексуальной, а отождествление себя с лесбиянками было невозможно, это означало бы зачеркнуть собственное «Я». Наташа не подругу обманула – она сыграла в прятки с собой. Но не исключено, что сам этот наивный маневр был еще одним шагом к прозрению.

Из письма Наташи я с удивлением узнал еще об одном важном эпизоде. Собственно, знал я о нем и раньше, но не подозревал, какое он имел значение. Я уже говорил, что в нашей практике интенсивно использовались кинокамеры и магнитофоны, но в тот период мы работали с ними преимущественно «для себя» и только начинали эксперименты по демонстрации записей самим пациентам. В группе гермафродитов результаты обнадеживали, транссексуалы же, как правило, были непробиваемы. Они видели себя на экране точно такими же, как рисовал им их внутренний взор, эффект взгляда на себя со стороны не срабатывал.

С Наташей получилось по-другому – видимо, почва была уже подготовлена. «Посмотрев немного фильм о себе, я пришла в ужас. Неужели это я? Бог мой! Это просто игра, роль, совсем не то. И это еще больше отравило в душе то, как я вела себя в мужской одежде и все прочее! Черт знает, что такое! Мне просто захотелось подойти и ударить этого Виктора, или же сказать: какой же ты дурак или дура! Ведь я понимаю и люблю все прекрасное, что есть в жизни. А это просто дурь!» И дальше – изумительный по своей бесхитростной ясности вывод: «Если женщина ходит в мужском, курит, коротко подстрижена, работает на мужской работе, ведет себя по-мужски – это не значит, что она мужчина». Точное повторение того, что мы с вами читали в дневниках Рахима! Только без той чудовищной цены, какую Рахим заплатил за прозрение…

В истории Наташи слишком многое зависело от Его Величества Случая, чтобы опереться на него в методических целях. Но этот опыт укрепил меня в мысли, что альтернативы операции могут существовать. Приоткрылись и какие-то маленькие психологические пружинки, знание которых не раз помогало мне в дальнейшем. Я не знаю, удалось ли Наташе исполнить свое намерение и стать проповедницей «антитранссексуализма» – отвращать подобных себе от «искусственного несчастья», как очень точно она выразилась. Но ее записи, как часть нашего архива, сам ее пример исправно служат этой цели.

А можно ли добиться полного избавления от транссексуализма? Многие специалисты считают любые попытки заведомо безнадежными. Приговор звучит примерно так: и не старайтесь, и не пытайтесь – все равно ничего не получится. Этому твердо сложившемуся мнению я могу противопоставить всего лишь один случай. Но и единичного результат достаточно, чтобы с удвоенной энергией продолжать поиски.

Пациент, о котором я хочу рассказать, приехал из Сибири, хотя принадлежит он к славной грузинской фамилии. Грузин у нас традиционно считают супермужчинами. Отар же чуть ли не с пеленок стал называть себя девочкой. В детстве его идеалом была сказочная Снежная Королева – холодная, недоступная красавица, повелевавшая всеми. Даже во сне – а мы в течение долгого времени анализировали все его сновидения – этот молодой человек никогда не видел себя мужчиной. После нескольких телешоу, поставленных в уже знакомом нам ключе, Отар полностью уверовал, что путь к счастью лежит только через операцию. Эти же передачи предопределили его отношение к врачам. Мы не кинулись сломя голову исполнять его желание, а потому в его глазах сразу стали врагами. И я просто не представляю себе, как можно было бы переломить эту ситуацию, если бы не наши кассеты с исповедями пациентов, тетради с их дневниками, их письма, написанные через пять, десять, пятнадцать лет после операции.