Владимир Стругацкий - Впереди - ледовая разведка

Станция поставила рекорд долголетия – больше трех тысяч дней пропутешествовала она по океану. Аэролог Борис Борзенко тоже поставил своеобразный рекорд – почти полторы тысячи дней проработал он на станции. Четыре зимовки у него позади.

…Одного моего коллегу-журналиста вечером в кают-компании, что называется, купили. «Купил» большой охотник до розыгрышей – механик Николай Васильевич Лебедев. Васильич спросил:

— А ты знаешь, что доктор – первый в мире человек, кто добрался до Северного полюса на велосипеде?

Ну конечно, такой сенсации журналист упустить не мог. У него в блокноте уже было записано: 26 ноября 1981 г. станция СП-22 подошла к географическому Северному полюсу совсем близко – всего на 32 километра.

— Вот когда наша станция была у «макушки планеты», — продолжал с серьезным видом Николай Васильевич, — доктор сел на велосипед и за час эти 32 километра проехал. Да ты лучше сам у него расспроси.

Геннадий Горбунов рассказал обо всем подробно. И как трудно было крутить педали, и как он запыхался. И что перед этим он часами тренировался. Самое интересное, что доктор говорил истинную правду. Об одном умолчал: колеса велосипеда шли не по дрейфующим льдам, а по трем валикам, установленным в углу кают-компании.

Лебедев прилетел на станцию помочь эвакуировать грузы на остров Жохова, где строится новая экспедиционная база ААНИИ. Он руководит строительством.

Когда Лебедев вылез из самолета, доктор удивился:

— Ты же зарекся в Арктику ездить. Куда тебя носит – лучше бы внуков воспитывал, на пенсии сидел.

— Не, Генка, вот еще одну бороду отращу и тогда на пенсию. Знаешь какая борода будет? Во! — и Васильич провел ребром ладони по животу.

Каждую зимовку у Николая Васильевича Лебедева – новая борода. Прилетает он на зимовку гладко выбритый, а улетает в Ленинград с огромной бородой. Его многие так и зовут: «дед». Но в Ленинграде Лебедев бороду тут же сбривает. Встречаешь его на Невском и вдруг замечаешь: «дед» еще молод и крепок и глаза у него вовсе не стариковские… Васильич отращивал бороды на Северном полюсе и на Южном. Дважды зимовал он на самом холодном на нашей планете месте – на антарктической станции Восток. Зимовал и на СП-22.

Однажды мы сидели в домике доктора и Николай Васильевич рассказывал о перипетиях полярной жизни. Потом вдруг резко оборвал свой рассказ:

— Да что я тут разговорился? Ты лучше с доктором поговори. Я тебе скажу, что зимовать с ним – одно удовольствие. Я с ним еще на СП-16 был. Он даже собакам операции делал. Во какой доктор!

Потом выяснилось, что никогда Геннадий Горбунов собакам операции не делал. Оперировал на дрейфующих станциях не раз, спасал жизнь полярникам, но с собаками как хирургу ему дело иметь не приходилось. Их оперировал кто-то другой. Но это не важно. Ну и что, если человеку приписывают еще одно доброе дело, хотя оно и не его? Значит, вписывается в его характер. А хирург он опытнейший, хирург-онколог, работал в Ленинградском городском онкологическом диспансере. Но время от времени срывается с работы на СП. На СП-22 он второй раз. Зимовал на 16-й, 19-й, 23-й дрейфующих станциях.

— Ну ладно, собак, ты говоришь, не оперировал, — не унимался Васильич. — На воздушном шаре ты тоже, скажешь, по Арктике не летал?

— Во-первых, не на воздушном шаре, а на радиозонде. И разве это называется «летал»… Это у нас на 16-й было. Ломало нас все время. Только сделаем полосу для приема самолета – расколет. Только сделаем другую – оторвет. Васильич чуть не утонул. Ехал на тракторе и попал в трещину. Счастье, что успел выпрыгнуть…

— Я – да не успею, — усмехнулся Лебедев. — Тоже мне придумал.

— Однажды откололо кусок льдины и унесло домик радиста. Мороз под пятьдесят. Так бы можно было надувную лодку спустить, за ним съездить, а тут полынья в момент ледком покрылась. Попробовал я на него встать – дышит. А разводье шириной метров четыреста. Ну мы и придумали такую хитрость. Взяли оболочку радиозонда, надули ее, привязали трос и пустили. Перекинули трос таким образом на другой берег и устроили паром. Привязали трос к лодке – и стали перетаскивать груз и людей через полынью. Над лодкой еще и воздушный шар, чтоб ее поддерживал.

— Такая у нас раньше жизнь была, — сказал доктор. — Пока не нашли ледяной остров. На нем – как на земле. Не расколется, не сломается. Сейчас вот 25-я станция уже на тонком льду – не нашли острова. Для 26-й тоже острова нет. Придется ее на обычный лед высаживать. Снова начнется жизнь тревожная, беспокойная: разломы, переезды. Теперь ты понимаешь, почему нам так грустно уезжать отсюда? Не только потому, что почти девять лет здесь проработали, что многое сделать успели. Здесь надежно. Теперь уже надо говорить: было надежно.